К тому же она так ничего мне и не ответила. Не произнесла ни единого слова со вчерашнего «Мама!» возле ступеней Цитадели, хотя я прекрасно помнила, что Анаис умела говорить.

И говорила она очень хорошо. Вернее, была еще той болтушкой!..

Выходило, что болезнь никуда не собиралась отступать. Вчерашнее обтирание и малиновый настой дали лишь кратковременный эффект, но температура снова росла. К тому же Анаис упорно продолжала молчать, и это наполняло меня тревогой.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила у нее, надеясь, что дочь все таки откроет рот.

Но она опять промолчала, уставившись на меня застывшим взглядом. Тогда я села на кровати и пощупала ее лоб. Он снова был горячим, правда, уже не таким раскаленным, как вчера вечером. Хотя попробуй еще разбери без градусника!

– Проголодалась? – спросила я у девочки, пытаясь скрыть под приветливым голосом свою тревогу.

Анаис покачала головой. Ну что же, реагирует – и то хорошо!

– Может, хочешь пить?

Девочка кивнула, и я, поднявшись с кровати и откинув на спину волосы, упавшие почти до бедер, отстранено подумала, что новое тело пусть у меня и худенькое, но очень выносливое – вот, после вчерашней прогулки по столице даже спина не болела!

Подойдя к умывальному столику – ужасному и замызганному, – я взяла глиняную кружку, которую вчера оставила для меня Мария. Принюхалась – вода показалась чистой, хотя все это мне нисколько не нравилось…

В голову тут же полезли картинки с атакой организма миллиардами бактерий, но я усилием воли их разогнала. Решила, что раз уж Анаис выросла в этом мире, то она должна быть привычной к местной воде.

Как и Лорейн.

Но это не отменяло того факта, что впредь я собиралась все кипятить.

– Вот! – Помогла дочке напиться. – Сейчас мы оденемся, и я заплету тебе волосы. Затем ты выпьешь вкусную настойку, которую вчера делала Мария, и мы позавтракаем. После этого ты немного полежишь. Нужно подождать, пока отвар подействует…

К тому же мне не помешало бы за ним сходить, а заодно и проверить, уцелела ли таверна.

– Побудешь немного здесь? – спросила я у Анаис.

Услышав это, дочь уставилась на меня огромными глазами – мне показалось, что она перепугалась до ужаса из за того, что я собиралась оставить ее одну в этой комнате. Затем Анаис замотала головой, а по ее щекам потекли слезы.

Тогда я решилась.

Подумала, что раз уж ей шесть с лишним – почти семь – лет, то мне стоит разговаривать с ней, как со взрослой.

– Анаис, в нашей жизни произошли ужасные события, – сказала ей. – Мы еще долго будем о них вспоминать и оплакивать… твоего папу.

Девочка вздрогнула, ее личико исказилось в болезненной гримасе. Я прижала дочь к себе, подумав, что постараюсь поскорее «похоронить» нашу жизнь с Флореном де Эрве.

– И еще наш дом, – добавила я.

О нем в воспоминаниях Лорейн сохранились самые теплые чувства, да и Анаис едва заметно кивнула.

– Но сейчас мы должны радоваться тому, что у нас есть, – произнесла я. Отстранив дочь, заглянула ей в глаза. – Мы с тобой выжили, и это самое главное! У меня есть ты, а у тебя есть я. И еще – у нас с тобой появилась крыша над головой. Теперь это наш новый дом. Да, он сильно отличается от того, к чему мы привыкли, но со временем нам ничего не помешает сделать его уютным. Я же постараюсь тебя защитить, чего бы мне это ни стоило. Ты мне веришь, Анаис?

Она посмотрела на меня огромными расширенными глазами, но так ничего и не ответила. Не произнесла ни единого слова, не было ни кивка, ни слезинки – ничего!

На это я, украдкой вздохнув, решила оставить ее в покое.