Когда мы ехали по загородным дорогам под солнцем и всевидящими взорами богов, я, смакуя тепло Джонатановой руки, лежавшей на моем колене, испытывала непривычное чувство: мне хотелось поскорее очутиться дома.

Чувство испарилось, как только мы подъехали к имению Ромни-Джоунсов. Едва выйдя из машины, я услышала детский плач. То был даже не плач, а надсадный и требовательный дикий вой. Представив себе, что эти звуки издает ребенок Эмери, я содрогнулась.

Джонатан обнял меня и пожал мое плечо.

– Настроение сразу упало, угадал?

– Не то чтобы… – ответила я. – Просто я понятия не имею, как его успокоить. Эмери, насколько я понимаю, тоже.

– Не успеешь ты взять его на руки, как он притихнет,– заверил Джонатан. – Он же мужчина, верно? С нашим братом ты всегда справляешься без особых проблем. – Он снова легонько сжал мое плечо, наклонился и быстро поцеловал меня в шею. – Между нами говоря, когда на прошлых выходных я увидел тебя с ребенком на руках… – Он поводил по моей шее носом. – Всерьез призадумался.

Я вновь содрогнулась, но на сей раз от удовольствия и не без радости поразмыслила бы о думах Джонатана, если бы в эту минуту не распахнулось окно на втором этаже нашего увитого плющом дома и в нем не показалось мамино лицо.

– Дорогая! – закричала она. – Слава богу, ты здесь! Немедленно поднимайся! Аллегра меня заперла!

Мы с Джонатаном тотчас отпрянули друг от друга.

– Что? – спросила я. – А с ребенком кто?

– Может, поинтересуешься, почему Аллегра так поступила? – удивленно произнес Джонатан, когда мы ринулись к дому.

– Потом,– выдохнула я, распахивая входную дверь.

По ушам ударили детский рев – в доме, понятно, он был еще громче,– мамин стук в дверь и неистово дребезжащий звонок для вызова домработницы. Я закрутила головой, раздумывая, за что хвататься в первую очередь. Шум доносился сверху. Оттуда-то я и решила начать.

На верхней ступени я в изумлении замерла увидев Аллегру. Она затягивалась сигаретой, выдыхала дым в замочную скважину маминого кабинета и угрожающе орала:

– Бери спицы, мама! И садись за вязание! Мне нужны кошка и пара единорогов! Срочно, слышишь? У кошки пусть будет две головы. Или сделай ей какие-нибудь уродливые уши!

– Аллегра! – закричала я. – Кто присматривает за ребенком?

– Мелисса! – Сквозь массивную дубовую дверь голос мамы звучал еще жалобнее. – Скажи, пусть она меня выпустит! Ребенок же сейчас задохнется! Нельзя бросать его одного!

– А Эмери где? – пробормотал Джонатан.

На его вопрос никто не отреагировал, хотя ответ нам троим был прекрасно известен.

Аллегру детский плач, казалось, лишь вдохновляет.

– Бьет по нервам, правда же? – прокричала она, глядя на дверь. – Ммм. У тебя, наверное, подскочило давление! Скорее же берись за спицы!

– Выпусти ее! – заревела я.

– Когда, наконец, прекратится этот безумный гвалт? – прогремело откуда-то снизу. – Ремонтники и те шумели меньше! А у меня через час интервью с «Вейтроуз фуд»!

Я повернула голову. По лестнице поднимался папа с намерением присоединиться ко всеобщему «веселью». Его кабинет находился в задней части дома, очень далеко от прочих комнат,– так всем было удобнее.

На Аллегру он взглянул так, будто видел ее впервые в жизни.

– Какого черта ты здесь делаешь, Аллегра? – рявкнул он. – Я думал, ты в Хэме, цапаешься со своим аферистом!

– Я отвезла в галерею новых маминых животных,– сказала моя сестра, не отпуская медную дверную ручку.