А-бал-деть.

    Едва Линн, ощущая в себе сытую тяжесть пополам с добродушием и любовью ко всему миру, поднялась из-за стола, как на веранду, коротко поклонившись и поприветствовав хозяйку дома, взошёл пожилой мужчина с ловкими руками и внимательными глазами.

    -  Ей, - коротко распорядилась волшебница.

    Мужчина, оказавшийся вовсе не шулером или карманником, а всего лишь портным из дома напротив, быстро и привычно обмерял габариты Линн матерчатой полоской с делениями, и получив напутствие "домашний, нарядный и, пожалуй, походный комплекты одежды", с тем же лёгким поклоном ушёл, напоследок заверив:

    -  К утру всё будет, ваша светлость.

    А девушка отчаянно сдерживала навалившуюся разморенную сонливость и с трудом удерживала себя от того, чтобы заснуть прямо вот здесь. Под вон тем вот симпатичным кустом роз, свернувшись калачиком и улыбаясь во сне опадающим иногда лепесткам цветов. Или в кресле-качалке…

    Кресло заняла сама тётушка. Поняв состояние Линн, она усмехнулась и распорядилась Марене, что гостье надо отдохнуть.

    И та, на всякий случай поблагодарив за обед, поплелась почивать в оказавшуюся огромной, мягкой и застеленной до неприличия чистым бельём кровать.

    Вечерело. Под навесом веранды уютным золотистым сиянием светил шар магического светильника. Волшебница, небрежным шевелением пальцев, сотворившая это чудо, покачивалась в кресле-качалке, казалось бы безучастная ко всему, кроме её вязания. Спицы проворно сновали в её пальцах, иногда позвякивая или высверкивая на свету лунным серебром. Иногда всё же тётушка Фло приостанавливалась, словно прислушиваясь, а пару раз даже спросила упущенные Линн подробности.

    Кана слушала, положив на стол руки, а сверху голову. Она внимала так же цепко, как и в первый раз, поглядывая на сидящую напротив девушку ставшими к сегодняшнему вечеру густо-зелёными глазами.

    На белоснежной скатерти лежали мешочки. Меньшие - с драгоценными камнями, а большие - с золотыми монетами. А в отдельном чехле покоился пока ещё не извлечённый дублет белого золота.

    Закончив свой рассказ, Линн некоторое время отдувалась и массировала разболевшиеся от непривычки к столь долгим речам щёки да губы. Затем тётушка по очереди с эльфийкой стали забрасывать её вопросами, и Линн сразу вспомнила рассказ Тайши - как её допрашивали сыскари.

    Наконец, удовлетворив вроде бы любопытство обеих волшебниц, Линн стала запинаться, чувствуя гудящую усталость уже и в языке. Налив себе ещё чашку молока, она жадно осушила её и, не удержавшись, вздохнула с некоторым облегчением.

    Тётушка с Каной переглянулись, усмехнулись почти одновременно. Пожилая волшебница наконец оставила своё вязание и развернулась к столу. Пренебрежительно отодвинула в сторону ёмкости с золотом и принялась развязывать мешочки с камнями да высыпать содержимое прямо на скатерть горкой брызжущих искрами самоцветов.

    -  Слёзы земли, - негромко заметила Кана, в глазах которой плясали отблески этого великолепия.

    -  Верно говорят ваши легенды, и красиво, - согласилась пожилая волшебница, пальцем роясь в драгоценностях, словно дворовая курица в кучке сора. - Только вот до сих пор не понимаю, почему, если уж их извлекли из лона матери-Земли, то прячут, а не любуются…

    Линн не без трепета вспомнила ещё кое-какое содержимое кармашков сейчас лежащего под подушкой потайного пояса. Хотя те сокровища к извлечённым из сейфа отношения не имеют, но тётушка права - нельзя такую красоту от глаз прятать.

    А волшебница - всё-таки Мастер Земли! - накрыла камни ладошкой, прошептала тихо несколько слов.