— И, Мариночка, постарайтесь очень, очень волноваться, — строго сказал он девушке.

В дальнем углу под капельницей спала пенсионерка Рябокобылкина, упавшая с крыши, где она пряталась, пытаясь проследить за гулящим мужем, а напротив — учительница русского языка Тамара Гусева, которой ученики подложили на сиденье кнопку. Теперь у Гусевой было воспаление, и ее еле-еле спасли от заражения крови. Последняя кровать принадлежала Наташе, но она была пустой: Наташи в палате не было.

— Ага! — радостно воскликнул Борщ, выуживая из вазочки, стоящей на прикроватной тумбочке, горстку карамелек «Клубника со сливками». — Я так и думал, что в вазочке что-то есть.

Тигринский уставился на Борща в крайнем раздражении. Двое суток он только и делал, что обшаривал квартиру в поисках съестного, а в вазочку, стоящую на тумбочке, заглянуть не догадался. И зря. Там, оказывается, были конфеты. Тигринский вдруг почувствовал, как у него свело от голода живот. Он встал, взял одну из найденных Борщом конфеток и сунул ее за щеку.

— Вот, можешь взять еще три, — проворно подскочил к столу Барщевский. — Всего было восемь карамелек, значит — по четыре каждому. Неизвестно же, сколько мы тут еще с тобой просидим… Кстати, не хотел я тебе говорить, ну да ладно. У меня в сумке лежит бутылка водки и шесть упаковок с «Вискасом», но есть их мы не будем, потому что это я Казбичу принес, а не тебе, а вот водку можем выпить. Тем более что я только что нашел закуску.

— Я вообще-то водку не пью, но сегодня выпью, — пискнул Стас. — Особенно если у нас есть теперь карамельки. Кстати, а телефон у тебя есть? Мы можем в больницу позвонить Але или кому-то из соседей, чтобы нам ключи принесли?

Барщевский вывел Стаса на балкон и показал пальцем вниз.

— Видишь?

Далеко внизу на асфальте стояла большая черная машина.

— Это твоя? — удивился Стас. — А я много раз слышал, как Стручков вопрошал, ломая руки: «Откуда у этого кретина такой шикарный автомобиль?», но не думал, что этот кретин — ты. Кстати, откуда у тебя автомобиль?

— Ты у нас что, налоговая инспекция? — резко спросил Борщ, снова раздражаясь. — Я тебе не машину хотел показать, а собирался наглядно объяснить, что телефон у меня есть, но он лежит в машине и заряжается. Я же не собирался никому звонить — думал, закину «Вискас» и сразу назад. А тут ты, дятел новокахо… — вспомнив, чем все закончилось в прошлый раз, он вовремя прикусил язык. — Ладно, пойдем пить водку. Карамельки с водкой — самое то, — кивнул Борщ и пошел в прихожую за сумкой.

Тигринский же тем временем быстро побежал на кухню и вытер с обоев координаты. Вошедший десять секунд спустя Барщевский ничего не заметил.

В коридоре раздался какой-то шорох, и Аля резко приподнялась на кровати. Наташа? Шорох не повторялся, и Аля подумала было, что это возвратилась на пост медсестра, но на всякий случай решила не терять бдительности. Она лежала, всматриваясь в темноту. Сейчас девушка пожалела, что не перешла в палату, например, к Полканавт, хотя у той уже была соседка. Быть одной в темноте очень неприятно.

«Удивительно, как это я расслабилась, — подумала Аля. — Почему-то я решила, что в больнице совершенно безопасно, хотя наше отделение на первом этаже, окна в приемном отделении открыты, медсестра всю ночь спит, а моя палата находится на отшибе в конце коридора. Но ведь так же легко, как я зашла ночью к Наташе и Эмме Никитичне, могут зайти и ко мне. А меня уже пытались убить».

Внезапно в коридоре снова послышался шорох. Кто-то стоял за дверью. Алю прошиб холодный пот, дыхание стало частым, сердце ухнуло и замерло, ноги сковал ужас.