— Могу себе представить, — проворчала Каверина, вжимая педаль газа в пол. В шестьдесят она водила машину так же лихо, как и в двадцать лет. — Я Стручкова не люблю уже почти сорок лет, но все равно ему сейчас сочувствую.
Выгнав Тигринского, Аля тщательно осмотрела квартиру, заперла дверь на ключ и села на кухне.
«Как я устала, — подумала она. — Сплошные ужасы третьи сутки подряд». Ночью она оступилась, и сейчас лодыжка неприятно ныла. Хотелось горячего чаю и ощущения надежного плеча, но Борщ уехал с Наташей в больницу, а сил встать, найти в холодильнике какую-нибудь снедь и вскипятить чайник у Али не было. Она так и сидела два часа в углу, нахохлившись и сжавшись, пока Барщевский не переоделся, не поговорил с мамой, не отвез домой чету Стручковых, не сдал плафоны в банк на ответственное хранение и в конце концов не вернулся к Але.
— Алька, — сказал он прямо с порога, — Алька, давай дружить.
— Мы сегодня уже дружили утром. Ты забыл? — счастливо прошептала она, с трудом вставая с табуретки и крепко обнимая Александра за широкие надежные плечи.
— Ну что ты, я отлично помню, но мы же договаривались дружить по два раза в день… Впрочем, нет. Лучше мы подружим вечером, а сейчас съездим в институт и поставим все точки над «i». Ты сможешь идти или совсем сил нет?
— Могу, конечно, — проговорила Аля, чувствуя, как прибавляются ее силы в присутствии Борща, — особенно если ты купишь мне мороженое. Пломбир.
Александр фыркнул:
— От тебя, Невская, одни убытки. То тебе пиццу, то тебе мороженое, то почти весь мармелад у меня дома съела.
— Пиццу ты сам попросил, а я, как девочка на побегушках, за ней через лужи перепрыгивала…
Они спускались вниз, хохоча и крепко держась за руки.
Сначала вернулась способность слышать, и Наташа различила громкий скрип и скрежет. Потом появились и чувства, и Наташа ощутила, как на ее лицо то падают лучи света, то становится темно, а также вибрацию — ее куда-то везли по коридору. Было очень плохо, тошнило, болела голова, тело казалось чужим и тяжелым.
«Ах да, это была Полканавт. Пыталась убить меня геологическим молотком, но, видимо, у нее не получилось», — вспомнила Наташа и искренне обрадовалась тому, что Эмма Никитична не довела дело до победного.
«Дед бил-бил, не добил, баба била-била, не добила…» — подумала Наташа, засмеялась, но тут вернулись ощущения в правой руке и девушка взвыла. Каталка остановилась.
— Как вы себя чувствуете? — практикант наклонился над Наташей. В его голосе звучало сострадание.
— Плоха-а-а-а… Умираю-ю-ю, — простонала Наташа.
— Сейчас я позову врача! — испуганно воскликнул практикант, глядя на Наташу большими честными глазами через круглые стекла очков.
— Виталия Викторовича? Не надо, Сережа, — грустно отозвалась Наташа. — Мне не настолько плохо.
Практикант тут же воспрял духом. «Ага, Виталий Викторович ее больше не интересует», — подумал он с удовлетворением и оглянулся. Они стояли в коридоре, вокруг никого не было. Практикант решился.
— Наташенька, выходите за меня замуж, — твердо сказал он.
Еще секунду назад Наташе казалось, что она умирает, все болело и ныло, тошнило, но внезапно волшебным образом все неприятные ощущения мгновенно прекратились.
— А-а? Что? — спросила Наташа, поворачивая голову, чтобы получше видеть того, кто только что сделал ей предложение.
— Выходите за меня замуж, Наташа, я вас люблю, — повторил практикант Сережа дрожащим голосом. |