Два муравейника

Много событий муравьиной жизни ускользает незамеченными: то, что происходит в лесной подстилке, в траве, в гуще кустов, недоступно наблюдателю. Вот почему самое интересное чаще всего удается увидеть на лесных тропинках и дорогах.

И в этот раз тихим солнечным утром на лесной тропинке происходило необычное. Через нее в одном направлении шла толпа красноголовых муравьев, и каждый нес в челюстях плотно сжавшегося в комочек живого муравья. В обратном направлении бежали муравьи без ноши. Внешне все походило на ликвидацию зарождающегося муравейника. В действительности дела обстояли сложнее.

Оба муравейника были зрелыми. Они отстояли друг от друга на расстоянии трех с половиной метров. Один муравейник был прислонен к большому камню, имел хорошую насыпь из свежих хвоинок и щедро освещался солнцем. Другой был сильно затенен около куста рябины, а конус его старый, неправильный, разбросанный, из посеревшей хвои. Свежих, желтых, недавно осыпавшихся с дерева хвоинок, которыми муравьи так тщательно обновляют крыши своих зданий, почти не было.

Несколько дней через тропинку шагали муравьи-носильщики, перетаскивая муравьев из свежего муравейника в старый. В переносе муравьев не было ни следов враждебности, ни возбуждения. Внешне это была самая обычная будничная работа, прекращавшаяся на ночь.

Но кое-что казалось непонятным. Носильщики, например, добравшись до гнезда, подолгу бродили по нему, как бы разыскивая необходимую ношу, и далеко не всякий муравей привлекал их внимание. Кого они выбирали? То ли ранее перетащенных и потом сбежавших собратьев, то ли тех, кто обладал определенной «профессией»: нянек, строителей, охотников. Но как они их узнавали? По внешнему виду? Самый острый глаз энтомолога, вооруженного микроскопом, этого не мог установить. По запаху? У муравьев очень развито обоняние. Неужели род занятий накладывал какой-то отпечаток и в этом отношении?

Муравейники были родственны, в этом не могло быть сомнения. Иначе между ними давно разгорелась бы кровопролитная бойня. Возможно, муравейник у камня отделился от муравейника под рябиной год или два назад и не потерял связи с ним. Переход или перенос в новый муравейник большинства рабочих вызвал ослабление старого, он начал хиреть, тогда рабочих из более сильного, молодого муравейника стали переносить в старое гнездо.

Перенос новой партии рабочих тотчас сказался. Холмик старого муравейника стал на глазах покрываться свежими хвоинками: их тащили со всех концов. На третий день носильщики принялись перетаскивать куколок. В новом муравейнике к этому отнеслись спокойно. Возможно, такие периодические переселения происходили между двумя муравейниками не раз. Впрочем, среди носильщиков можно заметить и одиночек, которые тащили муравьев уже в обратном направлении — из старого муравейника в новый. Видимо, первые носильщики перестарались: утащив слишком много муравьев, они вызвали обратный поток.

Если причина переноса становилась понятной, то само действие его оставалось загадочным. Неужели муравей, перенесенный в другое гнездо, навсегда остается в нем, безропотно смиряясь с новой обстановкой? Разъединим носильщика и ношу, оставим их на тропинке на некотором расстоянии друг от друга. Носильщик в недоумении, мечется в поисках исчезнувшего «чемоданчика», иногда останавливается и, поднявшись на ногах, смотрит черными точками глаз на меня, как бы разглядывая нечто странное, так неожиданно помешавшее его привычной работе. Еще несколько минут поисков — и носильщик бежит по ранее начатому пути в свое гнездо. Обратно он не поворачивает: этому препятствует неуловимая для нас последовательность действий и знаков пути, руководящих его поведением.

Что же с ношей? Муравей в полной растерянности подбегает к мимо ползущим собратьям, щупает их усиками, крутится на месте или подолгу застывает, не зная, куда деваться. Он совершенно растерян и для чего-то иногда всем телом плотно прижимается к земле, широко расставив в стороны ноги.