Проходит несколько лет, и в муравейниках этого вида я встречаю и безволосых и волосатых самок, а иногда и тех и других вместе. Загадка сосуществования самок остается нераскрытой.

Сомнение

После первых жарких весенних дней ветер с севера принес облака и прохладу и чуть пробившаяся зелень приостановила свой рост. Поникли самые первые цветы пустыни — белые с желтым сердечком тюльпанчики и желтый гусиный лук. Иногда сквозь тонкую кисею облаков слабо просвечивало солнце и тогда муравьи, сбившись на жилище кучкой, грелись в его неярких лучах.

Через бинокль я долго осматриваю это сонное скопище. Царит всеобщая апатия. Вот, наконец, в поле зрения нечто, стоящее внимания. В ложбинке между палочек, поникнув головой, лежит муравей. Кончики его ног слегка подергиваются. Будто спит. Неужели нельзя выбрать место поуютнее в подземных камерах? Там, я знаю, сейчас спокойно, тут же спящего постоянно задевают, щупают усиками.

Я устроился с биноклем возле муравейника, изредка поглядывая на странного муравья. А он все также без движения, скрючившийся, но лапки его уже не вздрагивают. Уж не последний ли сон сковал его тело? Осторожно беру муравья пинцетом, кладу на ладонь, отогреваю, осматриваю, пытаюсь найти признаки старости. Но он такой гибкий, будто живой. И костюм его, как у всех, сияет чистотой и волоски поблескивают. Все в порядке. Осторожно кладу его обратно. На него сразу набрасывается кучка любопытствующих. Наверное, потому, что пахнет чужим, моими руками. Вскоре кучка рассеивается. Но усопший не оставлен без внимания. Им начинают все больше и больше интересоваться, щупают усиками, челюстями массируют брюшко, голову, ротовые щупики.

Один большой муравей потрогал скрючившегося собрата, отошел в сторону, будто одумавшись, возвратился и стал переворачивать с боку на бок. И так три часа не терял надежды: может быть, не мертв товарищ. Наконец, схватил за усик, потащил, бросил. А время идет. Члены тела муравья не такие уж гибкие как прежде и уже ни у кого нет сомнения, что бедняга мертв. Рослый рабочий (может быть, тот самый) не раздумывает. Ему все понятно. Решительно хватает за усик ношу и тащит ее во вход муравейника на съедение.

Великаны и лилипуты

Ночная смена

Сегодня ночью над саксауловыми зарослями раздались зычные птичьи голоса. Они были очень знакомы, но как-то не вязались с сухой и безбрежной пустыней. Потом вспомнилось: кричала серая цапля. Значит, скоро Балхаш и, возможно, уже завтра мы увидим воду, по которой так соскучились. Но на следующий день мы остановились среди низких холмов, покрытых приземистыми кустиками боялыша, белых солончаков в бордюре зеленых солянок.

На мокрой и вязкой почве солончака, такой соленой, что на ней нет даже растений, видны холмики из свежих комочков вынесенной наружу земли. В центре холмика отверстие, оттуда ежесекундно выскакивают очень быстрые крошечные длинноусые муравьи-разведчики. Они очень заняты и, не мешкая, мчатся в пустыню за добычей. Это муравьи проформика.

В пустынях водится несколько близких видов этого рода. Все они черные, похожи на бегунков, такие же быстрые. Я не раз раскапывал их гнезда. И теперь, пожалуй, предоставился случай узнать один давно интересовавший меня секрет их жизни.

Семья проформика состоит из муравьев разных размеров. Самые маленькие чуть больше миллиметра, большие — около восьми миллиметров. У больших обычно сильно раздутое брюшко, заполненное пищевыми запасами. Это своеобразные бочки. Им полагается хранить пищу летом, когда пустыня выгорает и добывать пропитание становится трудно. Их положение в маленьком муравейнике ясно. Но кроме того, есть еще большие рабочие, раза в три-четыре крупнее крохотных и очень деятельных охотников. Чем они занимаются, какую работу выполняют, почему всегда прячутся в глубине своего подземного дома и не показываются наружу? Не видел я, чтобы они носили в челюстях землю, занимались строительством.