За это время оно мало изменилось. Все те же знакомые скалы, каменистые осыпи, отщелки, распадки. Все та же изумительная тишина, да посвист ветра в острых камнях. Пройдет еще десяток лет, пройдут сотни, тысячи лет и все, кажется, здесь будет по-прежнему. Но дорога, проложенная автомобилями, стала значительно торнее, не слышно криков горных куропаток — кекликов — да на вершинах гор не видно горных козлов. Год выдался сухой и теперь в сентябре вся растительность сухая. Пылит красная земля.
Я ищу муравьев возле стоянки, но не нахожу никого. Будто все вымерли. Но вот гнездо муравьев-жнецов с шелухой от семян. Хозяев муравейника нет, они закрыли все ходы, засели в подземных камерах. Опустели и многочисленные тропинки, отходящие во все стороны. Слегка разворошил кучку камешков, натасканных на самую середину голой площадки. Под ней открылся вход, из него выглянули блестящие головки и будто спросили: «Что случилось?» Жаль нарушать покой муравьев. Заделав вход камешками, я оставляю их в покое. Уже поздно, пора на бивак.
Рано утром на муравейнике восстановлен порядок: брешь заделана, а сверху, перетаскивая камешки, трудится крошечный муравей-жнец. Когда все будет закончено, ему будет легче через маленькую щелку пробраться в жилище. Я кладу перед ним несколько зерен пшена, но он, будто испугавшись, скрывается под землей. Не теряя времени, я насыпаю из пшена дорожку и веду ее как можно дальше.
Проходит несколько минут, камешки неожиданно раздвигаются и на поверхность выбегает целая ватага муравьев. Они хватают зерна и скрываются с ними. Еще через две-три минуты муравьи пробудились и на поверхности уже кипит дружная работа по уборке неожиданного урожая. Но что удивительно: все направляются к тропинке с пшеном и никто не ищет добычу в других направлениях. Первые носильщики, видимо, указали, в какую сторону нужно идти. Вот бы узнать, каким образом был подан этот сигнал!
Сперва муравьи-носильщики на ходу постукивают головой из стороны в сторону встречных товарищей. Это приглашение работать. Потом сигнал отменяется. Все и без того возбуждены, всем и без того известно, что возле муравейника появилась замечательная еда. Но сколько среди носильщиков неопытных! Они умеют только слепо подражать, хватают, что попало: камешки, шелуху от зерен, даже сухие испражнения мелких грызунов и волокут этот ненужный хлам в гнездо. Возбуждение так велико, так заразителен пример, что наружу выползли даже два совсем молодых муравья, бледно-серых, прозрачных, с неокрашенными покровами. Им полагалось бы еще посидеть дома.
Иногда муравьями неожиданно, всеми сразу, овладевает беспокойство. Почему? Потом догадался: чуткие жнецы улавливают незнакомый запах дыхания человека. И не потому ли вокруг гнезда стали носиться воинственные большеголовые солдаты? Вот один, самый большой и самый храбрый, приподнялся на ногах, широко раскрыл челюсти, принял грозную позу. Никто не обращает на него внимания, все очень заняты. Но три муравья-рабочих заметили вояку и на бегу отвесили ему по удару. Видимо, это значило: «Чего встал? Ищи врага!»
Что с ним стало! Как он заметался, ударяя челюстями о землю. С какой яростью он сейчас набросился бы на врага и растерзал его! Но врага нигде не видно, лишь сверху, издалека доносится незнакомый запах.
В то время как все волокли зерна, одному муравью не понравилась незнакомая добыча и он потащил зернышко из гнезда наружу. Но у него нашелся противник: разве можно выбрасывать добро? Муравьи вцепились в зерно, долго сопротивлялись друг другу. Тот, которому не понравилось пшено, был значительно крупнее и сильнее. Зато маленький часто отдыхал, а собравшись с силой, побеждал утомившегося великана. Все же большой постепенно одерживал победу, и зернышко медленно удалялось от муравейника. Мне надоело следить за драчунами и я разнял их. Обескураженные, они некоторое время топтались на одном месте, потом, столкнувшись, схватились челюстями. Но постепенно остыли, успокоились, разошлись. |