Молчанов терпеливо слушал её возмущенный монолог, прекрасно понимая, что Шахова тянет время и отвлекает внимание от главного.

- С этим собачником я наверняка ссорилась, - продолжала Люба. - Я всем делаю замечание - характер такой, думаю, может, проймет. А они злятся и грубят.

- Ну, допустим, - кивнул следователь, хотя ни на йоту не поверил, что свидетель дал неверные показания из-за склоки, - пару часов назад тот ещё раз побывал в его кабинете. - А почему соседка подтвердила то же самое?

- Может, они сговорились. - Допрашиваемая по-прежнему была совершенно спокойна. - Вы ходите, расспрашиваете, уже все жильцы знают, что мой бывший муж убит. Они меж собой это обсуждают. Я-то с ними никогда лясы не точу, некогда мне, да и не любительница сплетен. Если кто-то при мне начинает про других рассказывать, - сразу прерываю и строго отчитываю. Им, наверное, это не нравится. Вот и решили меня проучить. Кстати, спросите-ка соседку, чего это в одиннадцатом часу надумала белье развешивать!

- Ну, в этом нет неправдоподобности. К примеру, весь вечер стирала, а когда закончила, вынесла на балкон для просушки.

- И как они описали мою одежду?

- На вас было платье прямого покроя сероватого цвета с набивным рисунком.

- Ха-ха! - пренебрежительно отозвалась Люба. - Я часто надеваю это платье - летом в нем не жарко. Попробуйте вы целый день простоять в душной палатке!

- Где же вы были в ту пятницу?

- Ходила в женский клуб, члены которого могут это подтвердить, если вас сильно интересует, но, по-моему, это не имеет никакого отношения к убийству моего мужа.

- Почему же солгали, будто были дома?

- Это мое личное дело.

- Как тебе Нора? - поинтересовался следователь у оперативника Владимира Шаповалова. Они были ровесниками, работали вместе уже три года и приятельствовали.

- Хитрая девчонка. Врет лихо.

Несмотря на внешнее сочувствие беременной женщине, к тому же, легко и правдоподобно пускающей слезу, опер ей не верил.

- В её алиби сомнений нет, - оповестил Владимир. - Я прокатился в кафе "Оазис". Официант сразу вспомнил двоих посетительниц - немолодую невзрачную женщину, по приметам - Любовь Шахову, и красотку лет двадцати четырех двадцати пяти с длинными каштановыми волосами, в ярко-красном берете, надетом набекрень и спускавшемся одной стороной до левого уха, и костюме такого же цвета. Дамы беседовали чинно-мирно, периодически старшая обращалась к девице "Нора", а та к ней - "Люба". Тетенька умяла и салат, и горячее, а потом заказала ещё и мороженое, а девушка полакомилась одним лишь салатом по-деревенски и даже не положила в кофе сахар.

- Худеет, что ли? - перебил его Молчанов.

- На диете. Говорит, гинеколог так велела. Но об этом - в свое время, Геныч. - Опер Вова любил излагать все по порядку. - Бара в кафе "Оазис" нет, небольшой зал обслуживают лишь два гарсона. Второй тоже заметил яркую девицу в красном, сидящую в обществе неброско одетой немолодой женщины, и решил, что это мать и дочь.

- Когда прибыли и сколько угощались?

- Все совпадает с тем, что поведала Нора. Пришли в семь, покинули кафе в начале десятого. Отбыла красавица на новенькой "ноксии". Официант как раз шел по залу и видел через застекленные двери, что тетка осталась возле входа, а девица завернула за угол, - там расположена стоянка для автомобилей гостей, - и через пару минут подкатила на машине, старшая села, после чего "ноксия" лихо умчалась.

- Эта Нора не желает прийти на допрос, прикрываясь больничным, а сама шляется по кафе и лихачит на своем автомобиле, - недовольно отметил Геннадий.