|
Зачем это было делать, если все равно все цифры проверяются? Они годами выставляли себя на всеобщее посмешище! Это уже просто рефлекс какой то. Я с рождения жил в похожем мире: никому никогда ни при каких обстоятельствах не верь. Помнится, когда я узнал, что где то какой то беспризорник «умеет держать слово», и если уж скажет, что можно остаться, так действительно можно, я три недели никак не мог решиться сбежать из приюта: этого не может быть! Вор и фальшивомонетчик Бутс убедил меня в том, что на свете существуют честные люди. Лео в это время листал на экране какой то текст с компакта «История XX века. Часть третья». (Еще осенью я взял себя в руки и аккуратно подписал все свои диски.) — История учит нас тому, что мы у нее ничему не учимся, — прочитал он вслух мою любимую пословицу. — И мы такие же болваны! Сам говоришь, что все это когда то где то было, — ну так надо почитать и поискать похожие симптомы. — Гений, — деловито сказал Алекс, — так мы и поступим. Завтра, — добавил он, посмотрев на часы, — если, конечно, никто не хочет утром упасть под копыта. — Давай его испортим, — предложил я Лео, — а то он какой то слишком положительный, даже спать ложится вовремя. — Давай лучше тебя исправим, — ответил Лео зевая. — Зануды! — заявил я. * * * Через несколько дней структура удивительного клана Каникатти была выяснена. Мы искали аналоги в земной истории, находили их, смеялись над трусостью и идиотизмом тех, кто соглашался так жить. Пока Лео не нашел в конце одной из посвященных коммунизму и социализму статей статистику жертв. — О мадонна, — воскликнул Алекс, — да на всей Этне нет столько народу! — Их надо уничтожить! — решительно сказал я. Лео недоверчиво хмыкнул. — Высоко замахнулся? Не считай себя меньше, чем ты есть! — добавил я. — И тогда на Земле, и здесь уже два столетия кто то соглашается, чтобы его топтали ногами. Они именно так и думают: «А что я могу сделать?» — А конкретно? — спросил Алекс. — У нас, помнится, с ними мир. — Это не навсегда, — заметил я, — а учитывая, что склады оружия на Ористано нарушают статьи мирного договора, может быть, мы еще и не успеем сами повбивать в них осиновые колья. — А почему осиновые? — Не читал сказки про вампиров? — удивился Лео. — Энрик прав, они как вампиры: сами не живут и другим не дают. — Угу, — сказал я, — они слишком разумные, чтобы быть живыми. Весь коммунизм на этом самом разуме и построен: «Человеку ничего не надо, кроме того, что я считаю, что ему надо» — планирование всеобщего несчастья. — Короче, у нас всего неделя на то, чтобы в этом поучаствовать, — заметил Алекс, — через неделю синьор Мигель и генерал приедут сюда. Что является основой разумного планирования? Я хмыкнул. — Информация, — удивленно ответил Лео, — по возможности структурированная. Военная подготовка всех и каждого имеет свои преимущества: никому не надо объяснять очевидные вещи. — Жаль, что комп только один, мы могли бы поделить работу. А служба доставки тут еще не работает, я узнавал, — заметил я. — Ладно, — сказал Алекс, — как нибудь справимся. У нас же все уже есть, надо только скомпоновать и выводы сделать. — Угу, — согласился я, принимаясь за работу. Через час оглавление будущего исследования было написано, исправлено и дополнено. Все это безобразие называется «развитой социализм». Всеобщее равенство и счастье они собираются строить когда нибудь потом. А сейчас ради этого можно и потерпеть. На диске с историей нашелся сборник анекдотов на эту тему: ждать наступления коммунизма — постоянная работа. |
