Есть женщины в русских селеньях

Антонина Тихоновна пустила первую слезу. "Все про нас, про нас прописано, Матрешенька... Мы такие, женщины в русских селеньях!" Бабушка Матрена Петровна от неё не отставала - она всхлипывала, сопереживая героям поэмы, и утирала слезы половой тряпкой. Той же самой, которой только что охаживала феномена-внука. К концу поэмы обе старушки рыдали в голос. А когда Сережа умолк, бросились обнимать и целовать его.

- Сереженька! - дрожащим голосом повторяла бабушка. - Да милый ты мой! Я тебя тряпкой! А ты такие стихи знаешь... Говори, специально для бабки выучил?

- Конечно, для тебя, Петровна! - с уверенностью заявила Тихоновна, продолжая висеть у Сережи на шее. - Ты ж наша умница!

- А стих-то хорош! - верещала бабушка. - Да длинный какой! Ну порадовал, так порадовал! Получше любого сериала будет! Правдивый, жизненный стих...

- Вот они какие дети сейчас развитые! - приговаривала Тихоновна и противоречила сама себе. - Да, не то, что мы... Что мы видели. Эх...

- Сереженька! - спохватилась бабушка. - Да ты ж до сих пор и не ел ничего! Сейчас я тебе соберу! Давай, садись за стол!

- Да не хочу я, ба... - затянул старую песню Сережа.

- Как это - "не хочу"? - удивилась бабушка, выставляя перед Сережей тарелку борща. - Стихотворение длинное читал, переутомился...

Пока бабушка Матрена хлопотала вокруг Сережи, её подруга незаметно испарилась из дома. А Сережа принялся есть, хоть и плотно обедал в научно-исследовательском институте. "Кстати, почему они меня не хватились раньше? - подумал Сережа, вспоминая, какие удивленные лица были у бабушки и Антонины Тихоновны. - Если бы меня долго не было, они б по всей деревне с собаками и милицией искали... А сколько я от дядьки бегал? Сутки? Больше? День кончался, ночь наступала. А они не хватились... Все понятно. Искаженная реальность. Там и время по-другому шло. А когда я обратно сюда попал, оно как бы склеилось. И здесь прошло всего ничего. Вон, и альбом с фотографиями до сих пор на октябрятах открыт, и чашки чайные... Ну и хорошо. Про мое приключение никто не узнает."

- Сережа! - раздалось вдруг на весь дом. - А смотри-ка, что я тебе принесла!

На пороге стояла Антонина Тихоновна. В руках у неё была телескопическая удочка.

- Это тебе! Дарю! Так уж ты меня, старую, порадовал! Держи!

- Спасибо. - проговорил Сережа, получая удочку.

- Это где ж ты взяла, Тихоновна. - удивилась бабушка.

- Да это моего сына Алексея - бизнесмена. - ответила Тихоновна. Бери, Сереженька, а сын себе ещё купит! Ой, Матреша, я тут по дороге твоего соседа деда Ваню встретила. Ну и рассказала, как у тебя внук отличился! Так он сейчас придет! Очень уж хочет такого умненького мальчика послушать!

- Дедушка Ваня? - Сережа выронил удочку.

Но было уже поздно. Раздался стук, и в дом, громыхая хорошо знакомыми Сереже стоптанными ботинками, вошел дедушка Ваня с корзиной мелких скороспелых яблочек.

- Ну-ка, где тут великий артист? - весело спросил дедушка Ваня. Здорово, сосед! Вот тебе гостинец. Что, порадуешь публику?

- Расскажи ещё раз, Сережа, не стесняйся. - попросила бабушка.

Она вывела чудо-внука на середину комнаты. Сережа покосился на дедушку Ваню, который смотрел на него с умилением, словно никогда не целился в него из обреза. И начал рассказывать свое спасительное заклинание.

Второе прослушивание поэмы прошло с неменьшим вниманием. Бабушки все так же плакали навзрыд, а дедушка Ваня то и дело качал головой и повторял: "Да.