— Обещаю.

Коридорный сумрак заставил меня сощуриться. Следом за Родериком я свернул направо, миновал несколько закрытых комнат, но вскоре коридор стал светлее и шире, и мы вышли в вестибюль.

Я замедлил шаг и огляделся — прихожая была великолепна. Пол, в шахматном порядке выложенный розовым и кроваво-красным мрамором, своим отблеском окрашивал в багрянец светлые деревянные панели стен. Но главной здесь была лестница красного дерева: отполированные перила змеились единой непрерывной линией в изящной угловатой спирали, которая поднималась на два этажа, образуя лестничный колодец в пятнадцать футов шириной и шестьдесят высотой, освещенный прохладным мягким светом из матового купола крыши. Я застыл, глядя вверх.

— Впечатляет, да? — сказал Родерик. — В затемнение ох и намучились мы с этим куполом.

Он потянул большую парадную дверь. Разбухшая и покоробившаяся створка с жутким скрежетом проехала по мраморному полу. На крыльце нас окатило жаркой волной.

— Черт, так и парит, — поморщился Родерик. — А вам еще ехать, не завидую… Что у вас за машина? «Руби». Как она вам?

Базовая модель «остина» ничем примечательным похвастать не могла, но, угадав в Родерике заядлого автомобилиста, я продемонстрировал ему свою малышку и даже открыл капот, чтобы он посмотрел, как установлен двигатель.

— Сельские дороги сущее наказание, — сказал я, захлопывая крышку.

— Да уж. Приходится много ездить?

— В легкий день — пятнадцать — двадцать вызовов, в тяжелый — свыше тридцати. В основном колесишь по округе, но еще есть парочка приватных пациентов в Банбери.

— Вы занятой человек.

— Иногда чересчур занятой.

— Да, сыпи и порезы… Ох, чуть не забыл! — Родерик полез в карман. — Сколько я вам должен за визит?

Памятуя о щедром подарке миссис Айрес, я хотел отказаться от денег, но он был неуступчив, и тогда я сказал, что пришлю счет.

— Послушайте, на вашем месте я бы брал, пока дают, — засмеялся Родерик. — Сколько обычно вы берете? Четыре шиллинга, больше? Ну же, говорите! Мы еще обходимся без благотворительности.

Я нехотя согласился на четыре шиллинга — за осмотр и микстуру. Родерик достал горсть мелочи и отсчитал мой гонорар. Ссыпая мне в ладонь нагретые в кармане монетки, он неловко переступил и сморщился, видимо опять потревожив искалеченную ногу. Я чуть было не сунулся с советом, но сдержался, не желая его смущать. Родерик сложил руки на груди — мол, все в порядке — и вяло махнул мне, когда я сел в машину и тронулся с места. В зеркало я видел, как он мучительно взобрался на крыльцо, а затем исчез в темной утробе дома.

Аллея свернула в нестриженые кусты, на рытвинах машину подбрасывало, и мне стало не до особняка.

Как часто бывало по воскресеньям, ужинал я с Дэвидом Грэмом и его женой Анной. Срочный вызов Грэма оказался непростым, но завершился благополучно, и мы долго его обсуждали; лишь за яблочным пудингом я сказал, что вместо Дэвида съездил в Хандредс-Холл.

— Ух ты! — позавидовал он. — И как там? Я уж сто лет у них не был. Говорят, усадьба в разрухе и вконец засвинячена?

— Все так изменилось, что сердце кровью обливается. — Я описал состояние дома и сада. — Похоже, Родерик ни черта не смыслит в хозяйстве. Такое сложилось впечатление.

— Бедняга, — вздохнула Анна. — Он всегда был славным парнем. Можно лишь ему посочувствовать.

— Потому что весь изранен?

— Этому тоже, но больше тому, что человек выбит из колеи.