Изменить размер шрифта - +
Когда они были уже достаточно близко, по ним начали стрелять из всего, что только могло стрелять. Джума выпустил из баллисты все стрелы, какие только были, и каждая из них опрокидывала лодку или пробивала насквозь плот. Подключился и я, расстояние вполне позволяло бить заклинаниями, которые вызывали настоящее опустошение в рядах противника.

Несмотря на это, врагов оказалось слишком много, поток казался бесконечным, их передовые лодки уже приблизились к пристани и начали забираться наверх, другие полезли на корабль, полагая его ещё более ценным трофеем. Мы встретили их с оружием в руках, несколько раз мощные заклинания и наши контратаки сметали нападавших в воду, что для людей в доспехах равносильно смерти.

Появились потери и у нас. Вся команда дралась, как один человек, не испытывая страха перед превосходящими силами врага. Джума получил несколько ранений, от потери крови он уже не мог стоять, пришлось оттащить его подальше в тыл. Очень скоро и нам пришлось отступать. Враги лезли на корабль безостановочно, сплошным потоком, наподобие муравьёв. Капитан отступил последним, кто покинул судно, он вертелся, словно смерч, награждая ударами меча всех, кто осмеливался приблизиться, тогда-то он и получил ранение в бок, вызвавшее у него обильную кровопотерю. Только вняв нашим просьбам, он покинул судно. А я, собрав последние силы, положил в центр палубы два огненных шара. Большие ёмкости с горючим, которое я использовал для приготовления своих зелий, стояли там же. Через несколько мгновений весь корабль был похож на огромный костёр, из которого раздавались ужасные человеческие вопли. Вопли эти, впрочем, вскоре стихли, поскольку жар был страшен, а все эти люди быстро обратились в пепел.

(Замечу в скобках: злые языки потом говорили, что именно в этот момент будто бы видели слёзы на лице нашего капитана, они утверждали, что капитан дал волю чувствам при виде гибнущего судна. Так вот, я могу со всей ответственностью заявить, что эти сведения — ложь, или, в лучшем случае, преувеличение. Я сам был рядом с капитаном и могу подтвердить, что никаких слёз не было, разве что дым от горящего судна разъедал глаза.)

Следом за кораблём, наступила очередь пристани, врагов на ней было столько, что невозможно было разглядеть доски под их ногами. И ещё больше продолжало подниматься на палубу с их утлых судёнышек. Ополченцы пока ещё могли их сдерживать пиками, но очень скоро такая масса солдат просто смела бы своим напором защитников города. Я к тому времени полностью выдохся, так что поджигать пристань пришлось обычными факелами. Сухие доски, к тому же пропитанные горючей жидкостью, занялись почти мгновенно, только что там стояла сплошная стена солдат, жаждущих крови, а теперь она превратилась в толпу орущих и мечущихся в пламени сумасшедших. Те, кто стоял впереди, сами прыгали на пики ополченцев, стремясь к лёгкой смерти. Те, кто стоял позади, тонули в воде с той же целью. Те враги, что ещё оставались на судах, подались назад, ибо жар от горевшего дерева был нестерпим. Отступили назад и защитники порта, поскольку у передних рядов уже начинала тлеть одежда, а от горячего воздуха перехватывало дыхание.

Это, однако, не означало, что бой прекратился, лучники и арбалетчики продолжали стрелять навесом, так, чтобы стрелы, перелетая через пламя, поражали находившихся позади него врагов. Воспользовавшись передышкой, я сумел перевязать раны Джумы и попробовал зашить разорванную щёку Ключника. Этот старый пьяница, вместо того, чтобы, как и раньше, стрелять из арбалета, укрываясь за спинами товарищей, умудрился выскочить в передний ряд, где один из врагов поразил его пикой в лицо.

Ранены были и другие, но их раны пока позволяли им держаться на ногах и поражать врагов оружием. Когда всё, что могло гореть, сгорело, а обугленные брёвна рухнули в море, враги снова пошли в атаку. На этот раз им было куда труднее. Чтобы попасть в город, им требовалось подняться по каменной стене высотой в пять локтей, которая, к тому же, была раскалена огнём пожара.

Быстрый переход