Нетрудно догадаться, что это был призыв к созданию своеобразной «объединенной Европы» на основах торгового, технического, экономического сотрудничества, невзирая на социально-политические различия. (Заметим, что Сталин всегда выступал за объединенную Германию.) По словам Маленкова, мирное сосуществование наиболее желательно для СССР, ибо «прекратит неслыханное расходование материальных ресурсов на вооружение и подготовку истребительной войны и даст возможность обратить их на пользу народов». И тогда можно будет сосредоточить усилия на главном направлении внутренней политики: «На основе развития всего народного хозяйства обеспечить дальнейшее неуклонное повышение материального и культурного уровня жизни советских людей».

Всели руководители СССР были согласны с такими, казалось бы, очевидными положениями? Нет, не все. Были у нас не только «голуби» типа Маленкова, но и «ястребы». От имени их выступали Берия и Булганин. Можно сказать, к этому обязывало их положение. Первый курировал проекты создания атомного оружия и межконтинентальных ракет, а также органы государственной безопасности, второй был министром обороны.

По словам Берии, развязав новую войну, США «только ускорят свой крах и свою гибель». Это можно было понимать так, что победе во всем мире коммунистических идей будет способствовать вооруженное столкновение между социалистическими и капиталистическими державами.

Булганин вполне определенно заявил, что Соединенные Штаты и НАТО готовят войну против СССР. И заверил, что в результате они получат «могучий отпор всех миролюбивых народов, которые не пожалеют своих сил, чтобы навсегда покончить с капитализмом». Следовательно, нам необходимо «всемерно укреплять нашу армию, авиацию и военно-морской флот. Постоянная боевая готовность наших вооруженных сил и вооруженных сил всего демократического лагеря — самая надежная гарантия от всяких случайностей».

А на каких позициях в вопросе войны и мира стоял Сталин? Можно предположить, что он предпочитал положение «над схваткой». Отчасти это, пожалуй, было так. Но все-таки, судя по тому, что Маленков делал доклад от имени ЦК партии, Сталин поддерживал его точку зрения.

Нет сомнений, что выступления Булганина и Берии тоже были не спонтанными и не полностью самостоятельными. Однако следует учитывать бесспорный факт: у них были вполне определенные ведомственные интересы. Они высказывали не просто личные взгляды, что в принципе невозможно, а выступали от имени множества влиятельных организаций и заинтересованных лиц, в частности генералитета.

Совершенно не соответствует фактам такая версия: мол, в Политбюро и Правительстве СССР все безропотно поддерживали любые предложения Сталина. Напротив, там шли серьезные обсуждения, сталкивались разные мнения. Он обычно выступал одним из последних, чтобы его мнение не довлело над подчиненными, подводил итоги. Как любому мало-мальски серьезному и неглупому руководителю ему было важно, чрезвычайно полезно выслушать мнения разных людей, всесторонне обсудить проблему. Он почти никогда не прерывал выступающих, не давил на них своим авторитетом, а старался доходчиво и убедительно изложить свою позицию.

После войны военное ведомство, например, обладало колоссальным влиянием. Неслучайно во главе его Сталин поставил ничем особо не примечательного Булганина, а не прославленных полководцев — Василевского, Жукова, Малиновского, Рокоссовского, Конева… Можно назвать еще десяток фамилий людей, более достойных, чем H.A. Булганин, возглавлять вооруженные силы.