Стремясь поделиться тревогами и сомнениями, которые слишком долго носил в себе, Люсин ударился в воспоминания. Но едва он начал рассказывать о зверском убийстве одной старой актрисы, как что-то заставило его остановиться на полуслове. Не только то, давнее дело, связанное с кражей бриллиантов и оставшееся нераскрытым не по его вине, но и нынешние терзания растворились в жарком, внезапно накатившем забытье. Не прошлое с его перепутанными воспоминаниями, не гуманные и, как правило, несбыточные надежды на будущее, но лишь это неуловимое, вечно ускользающее мгновение обладало самодовлеющем ценностью.

Глава двадцать вторая

ГНОСТИЧЕСКАЯ ГЕММА

Директора гастронома Вячеслава Кузьмича Протасова арестовали в ту самую минуту, когда он небрежным движением бросил в ящик рабочего стола сберкнижку на предъявителя. Обозначенная в ней довольно крупная сумма, хотя в масштабах Протасова ее скорее можно было счесть пустяковой, была его долей за реализацию дефицитных деликатесов: осетровой икры, лососины и прочих вкусных вещей, не столь уж часто появляющихся даже в столах заказов.

Все случилось настолько скоропалительно, что Вячеслав Кузьмич не сразу сообразил, откуда и, главное, для какой такой надобности возникли у него в кабинете трое энергичных молодых людей. Один из них ловко оттеснил застигнутого врасплох директора от потрясенной с виду посетительницы и, не говоря ни слова, воспрепятствовал попытке захлопнуть злополучный ящик, другой, еще шире распахнув дверь, поторопил понятых. Мелькнувшая в глубине приемной зареванная мордашка секретарши оказалась для Протасова новым чувствительным ударом. Операция, судя по всему, была тщательно подготовлена и рассчитана на полную внезапность. Когда же выяснилось, причем очень скоро, что номер счета, а заодно и сберкассы, где он был открыт, записан заранее на листочке, отпала последняя надежда.

Вячеславу Кузьмичу дели ознакомиться с соответствующим постановлением, подписанным прокурором, затем провели обыск сейфа. Свыкнуться с тем, что с ним, вознесенным над прочими смертными избранником судьбы, перед которым заискивали иные могущественные начальники, может приключиться такое, оказалось далеко не просто. И не то, чтобы Протасов не знал за собой никакой вины, вернее, выходящих за рамки закона деяний, ибо вины, как таковой, он и вправду не чувствовал. Просто мысль о внезапной отмене особых полномочий и привилегий — кто и когда наделил его ими? — никак не укладывалась в голове. За четверть века он не только привык к полнейшей безнаказанности, усвоив железные законы корпоративной взаимовыручки, но чуть ли не уверовал в общественную необходимость тайных махинаций, которыми занимался большую часть жизни. Начав с рядового продавца, он прошел все ступеньки служебной лестницы, добравшись до ответственного поста. И всюду ему приходилось прибегать к действиям, прямо подпадавшим под соответствующие статьи уголовного кодекса. Когда же три года назад случилось досадное недоразумение и какие-то безответственные, явно склонные к авантюрам субъекты попытались дать этим статьям должное применение, Вячеслава Кузьмича, а с ним вместе и других директоров магазинов достаточно ловко вывели из-под огня. Враждебной стороне не помогли даже наскоки в печати. Протасов лишний раз смог убедиться в могуществе сети, к которой имел удачу и смелость примкнуть. Пронизанная питательными сосудами самых разносторонних и очень далеко простирающихся связей, она вознаграждала за преданность более чем по-царски. Ведь такого образа жизни и такой непотопляемости при всем желании не мог бы гарантировать даже самый снисходительный конституционный монарх.

Когда же несколько слабонервных дурачков, схваченных за руку на самом примитивном воровстве, начали топить друг друга и называть такие имена, что даже следователям становилось не по себе, система, словно победно несущаяся сквозь враждебный космос галактическая армада, экранировала себя мощным силовым полем.