Пол был достаточно умен, чтобы понимать, кто из девушек сделает для него деньги. Не слишком симпатичные, но и не мымры — это сходило, когда девушек снимают прямо на улице, но для гостиниц и салонов требовались другие, чуть получше. Если девушки были красивыми, это отпугивало мужчин: красивые значит капризные, с ними просто так не перепихнешься. По мнению Пола, мужчинам без денег и положения нравились девушки средних параметров, и его «товар» полностью соответствовал требованиям клиентов.

Когда они остановились у салона, он зевнул.

— Спроси Джон-Джона, не хочет ли он поработать со мной. Я слышал, что он уже поднаторел во многих вопросах.

Джоани кивнула.

— Оʼкей. Сколько мне придется отработать?

— Одна из девушек куда-то запропастилась. Возможно, ее не будет несколько дней. — Пол помолчал, а потом добавил: — Вот сволочь! Я столько сделал для нее, а она удрала.

Джоани прекрасно знала, что именно он сделал для беглянки: то же самое он сделал и для нее — и вот до чего она докатилась.

— Не обижай ее, когда отыщешь…

Он не удостоил ее ответом. Вместо этого наклонился к ней и шепнул:

— Будь умницей, Джоани.

Она кивнула.

— Да, и сделай мне одолжение. Держи впредь свое мнение о моих методах при себе. Я обязан тебе, Джоани, как и остальным девочкам, но если я вдруг почувствую, что горю желанием узнать ваше мнение, то обращусь в психиатрическую больницу — пусть проверят, в своем ли я уме. Понятно?

Она промолчала. В его голосе чувствовался гнев, а уж ей-то было известно, что он мог перейти от слов к делу.

— Не понял.

Она кивнула еще раз.

Он завращал глазами.

— Приступай к работе, Джоани! Прямо сейчас!

Голос Пола был таким громким, что заглушал шум мотора. Джоани мгновенно выскочила из машины и засеменила в салон. Она была унижена, но самое плохое — это было заметно.

Джинор Коулмен, стоявшая в дверях, печально покачала головой.

— Этот человек — альфонс, — сказала она.

Как всегда насмешливо, Джоани ответила:

— Этот человек и должен быть альфонсом. Он же сутенер, в конце-то концов!

Женщины рассмеялись, и она почувствовала облегчение. Но ей было обидно, что он так разговаривал с ней, учитывая, что она отдала ему лучшие годы.

Она села рядом с девушками. Запах детского крема и сигаретного дыма был неприятен, но все же лучше, чем запах выхлопных газов и пьяная болтовня Моники.

Десять минут спустя ее снял первый клиент.

Рабочий день Джоани начался.

Кира, Бетани и малышка Катриона, которой было не больше семи лет, играли на улице и после захода солнца. Им не хотелось расходиться. Женщины вышли из домов и, сидя на табуретках, перемывали косточки соседкам. Атмосфера была доброжелательной. Кто-то даже принес бутылочку вина.

Джон-Джон наблюдал за сестренкой с балкона, закручивая очередную сигарету с марихуаной. Зазвонил мобильник. Зная, кто это, он не ответил. Вместо этого он крикнул Кире:

— Кончай, Кира, пора домой!

Она услышала его голос и огорчилась:

— О Джон-Джон, еще пять минут, пожалуйста.

Она умоляюще раскрыла глаза, и мать Катрионы, яркая 25-летняя брюнетка, рассмеявшись, крикнула:

— Я присмотрю за ней, Джон-Джон, она может переночевать у меня.

Катриона, когда Кира приходила к ней домой, не уставала жаловаться, что другие дети не хотят с ней играть. Она была слишком мала для большинства девочек, но Кире нравились малыши.

— Да нет, спасибо. Пошевеливайся, Кира!

— Всего пять минут, Джон-Джон!

Вновь зазвонил мобильник, и он крикнул:

— Пять минут, и не больше!

Одна из соседок прошептала:

— Что бы ни говорили о нем, но он хорошо обращается с сестрами.