Марго сложила ручки и молящими глазами смотрела авиатору в лицо. А он молчал, не зная, что ей ответить, что сказать.

— У кого живет теперь эта девочка? — обратился он к окружавшим его крестьянам.

— У учительницы Олимпиады Львовны… Да вот она и сама бежит сюда, — ответили крестьяне.

Действительно, сюда быстро приближалась Олимпиада Львовна. Появление аэроплана заинтересовало молодую учительницу, и она поспешила на место спуска авиатора.

Марго, завидя ее, кинулась ей навстречу.

— Тетя Липа… Тетя Липа… — лепетала она, — отпустите меня с этим господином на родину в Париж… К Полю… и его дедушке Ришару… Я хочу на родину… Я хочу в Париж… Я не хочу ехать к Гордовцевым… Я их не знаю… Они чужие… А дедушка Поля хороший и добрый… Он всегда так добр был ко мне. О самом Поле и говорить нечего. Вы же читали их письмо, присланное на прошлой неделе. Они зовут меня туда, вы же знаете. Отпустите же меня… Бог вам пошлет счастье за это… — со слезами на глазах молила Марго.

Олимпиада Львовна ничего не поняла в первую минуту. Она видела только, как волнуется девочка, и сама взволновалась не менее Марго.

Объяснил все Жан Дюи. Он подошел к учительнице, назвал себя. Его имя уже гремело по свету. Это был знаменитый, известный всему миру авиатор.

Он рассказал Олимпиаде Львовне, зачем он спустился тут, с какой просьбой обратился к крестьянам и о чем хлопочет маленькая француженка.

Учительница то краснела, то бледнела от волнения и, наконец, собравшись с мыслями, произнесла, обращаясь к Марго:

— Ты хочешь оставить нас, малютка, и возвратиться на родину?.. Это вполне понятное желание. Но… твоя мама распорядилась иначе, она поручила тебя мне, моим заботам. Правда, она перед смертью сожалела, что взяла тебя с собой, сожалела, что не оставила тебя у старика Ришара и Поля в Париже. Значит, твоя мама, если бы жила, была бы рада твоему возвращению в Париж. Но пустить тебя лететь на аэроплане я не могу. Ты знаешь, что воздушный путь очень опасен. Авиаторы часто падают со своими машинами и разбиваются насмерть.

— О, что касается этого, — вмешался Жан Дюи, — вы не беспокойтесь… Я достаточно опытен, чтобы не подвергнуть малютку опасности воздушного пути. Я уже совершил два таких полета с пассажирами и, уверяю вас, малютка будет в полной безопасности среди облаков.

— Да, но ведь могут быть случайности, — возразила Олимпиада Львовна.

— Но разве не может быть случайностей и в поезде, и на пароходе?.. Сама малютка сообщила мне о случайной гибели в поезде. Не так ли? Вот идет сюда ваш русский священник, посоветуйтесь с ним, пусть он скажет, отпустить со мной девочку или нет…

Последние слова Жан Дюи произнес уже в присутствии отца Паисия, подошедшего со своей дочкой Нюрой. Авиатор почтительно поклонился ему, рассказал вкратце о просьбе девочки, показал имевшиеся при нем бумаги и документы, из которых видно было, что он — опытный авиатор, совершивший на своей машине много полетов.

Отец Паисий пригласил авиатора к себе отдохнуть и закусить перед дорогой.

Пригласил туда же и Олимпиаду Львовну и некоторых старых крестьян, чтобы обсудить совместно — отпустить в Париж с Жаном Дюи маленькую француженку или нет.

Долго длилась беседа в домике отца Паисия. Дети и сама Марго ждали решения своей судьбы в палисаднике.

Но вот на крылечке показалась Олимпиада Львовна. Глаза ее были заплаканы. Лицо расстроено. Она подошла к девочке и крепко обняла ее.

— Мы решили отпустить тебя, крошка… — произнесла она далеко не спокойным голосом.