Потом нас встретила Зина Лобачёва и принялась упрекать, что мы не следим за телятами, травим колхозные посевы. Что же мы скажем теперь на собрании?

И неужели пионерам придётся краснеть за нашу пастушескую работу?

Помолчав, мы рассказали Зине о своих наблюдениях над Авдеем, о подслушанном разговоре деда с Митькой. И зачем только такому человеку стадо доверили?

— Ой, ребята! — всполошилась Зина. — Так надо же его на чистую воду вывести, рассказать обо всём.

— Думаешь, это так просто… — вздохнул Андрей. — Пришёл на собрание и рассказал. Авдей, он как уж, скользкий, его легко не ухватишь. Сразу всю вину на других свалит.

— Что ж делать-то?

— А надо глаз с него не спускать. И такое выследить, чтобы он уже не выкрутился. И главное, Митьку с Вовкой от него оторвать, на свою сторону перетянуть.

Удручённые, мы вернулись в лагерь и, встретив Митьку с Вовкой, сказали им, что нас, судя по всему, выгонят из подпасков. Выгонят с треском, с недоброй славой, как ловкачей и жуликов.

А чтобы этого не случилось, надо действовать: заявиться всем сообща на собрание, рассказать о всех проделках Авдея и вывести его на чистую воду.

— Не надо, ребята, — жалобно попросил Митька. — Помолчим лучше.

— Зачем же молчать? — удивился Андрей. — Вам же с Вовкой хуже будет… А скажете правду, как Авдей заставлял вас телят посевами подкармливать, всё и прояснится.

— Кто заставлял? — взъерепенился Митька. — Ты на деда не бреши!

— А твой разговор с ним? — напомнил Андрей. — Ночью тогда, у костра… Мы с Петькой всё слышали.

Опешив, Митька насупился, опустил голову. Потом, тяжело вздохнув, заговорил о том, что всё же Авдея надо бы пожалеть. У него сейчас самое удачное время — телята хорошо прибавляют в весе, в колхозе довольны его работой, и он рассчитывает на солидную премию. А из этой премии перепадёт не только деду, но и всем пастушатам…

— Ничего себе премия! — усмехнулся Андрей. — За счёт чужих посевов…

— Так дед Авдей теперь осознал вроде… — продолжал Митька. — Говорит, бес его попутал… Больше он к посевам ни одного телка не допустит. Ему бы сейчас только сухим из воды выбраться. — Он вдруг умоляюще заглянул нам в глаза: — Ну, ребята… Ну что нам стоит выручить его? Скажем, что по глупости посевы потравили. По неопытности. Мол, дедушкин наказ самовольно нарушили. Ну поругают нас, пожурят — и все дела. И деда никто не осудит…

— Значит, ври гуще, бреши почём зря? — перебил я Митьку. — Это кто ж тебя обучил этому? Дед Авдей, что ли?..

Митька молчал.

— А как он обучал-то тебя? — осторожно спросил Андрей. — Рукам воли не давал?.. Может, угрожал чем?

Митька продолжал молчать.

— Заколодило, значит… И сказать нечего, — бросил я ему в лицо. — Так вот знай: врать мы не обучены. И молчать на собрании не будем. Как всё было, так и скажем.

— Ладно! Тогда и я скажу! — Митька передёрнул плечами, глаза его блеснули. — Вчетвером мы телят пасли! Вчетвером. Я, Вовка, ты и Андрюха. И нарочно в ячмень их загнали. А дедушка тут ни при чём…

— Ах ты, подлипало авдеевское! Сума перемётная! — Не выдержав, я бросился на Митьку с кулаками.