Изменить размер шрифта - +
Они вглядывались в телят, ласково окликали их и наконец отыскали своих бычков и тёлочек. Гладили их, чесали за ушами, угощали кусками хлеба с солью.

— А ничего будто пасутся… сытые телятки, ухоженные. Вот и свежей травки им накосили, — говорили они.

Мы с Андреем переглянулись. Обласканные женщинами телята как раз были из той пятёрки новеньких, которыми недавно пополнилось наше стадо.

А женщины тем временем расстелили на траве газету и, раскрыв кошёлки, принялись выкладывать пироги, ватрушки, варёные яйца, свежую редиску.

— Присаживайтесь, ребятки, угощайтесь. Спасибо вам! Вы уж и дальше так старайтесь, присматривайте за нашими телятками. Мы ведь с дедом Авдеем обо всём договорились. Хорошо его отблагодарим. Да и вам, пастушатам, добрая толика перепадёт…

— Какая… толика? — не понял Андрей.

— Ну, деньжат за труды подкинем. Обновки купим, подарки всякие. Внакладе не останетесь… Вот угощение вам принесли — кушайте на здоровье. И деду захватите.

— А вы, тётеньки, откуда? — спросил я.

— Из Дубровки мы, из Дубровки, — назвала одна из теток дачный посёлок недалеко от нашего колхоза. — С пастбищем у нас в этом году плохо… да и пастуха справного не нашлось. Спасибо, хоть Авдей смилостивился, на всё лето телят в стадо принял.

Мы подозрительно покосились на Митьку. Ну и дельцы они с дедом Авдеем! Опять нас на крючок подцепили, как карасей глупых…

— Ты нам что говорил? — подступил я к нему. — Колхозные телята, пополнение стаду… А они чьи оказываются?

— Эх, Митька, Митька… — покачал головой Андрей.

Лицо у Митьки пошло красными пятнами.

— Да вы что, ребята? — растерянно забормотал он. — Думаете, опять я заодно с Авдеем? Да не знал я ничего, не знал… Слово даю. Как сказал тогда дедушка, что после карантина телята, я и поверил. Вот хоть Вовку спросите…

Вовка подтвердил, что всё так и было.

— Ну и дед-столет, — хмыкнул он. — Мы пасём, крутимся, а он за нашими спинами всякие делишки обтяпывает…

Мы молчали.

— Не верите? Да? — выдохнул Митька. — По глазам вижу — не верите. Опять, мол, Авдея выгораживаю. Тогда я… — распустив кнут и судорожно сжимая его рукоятку, он вдруг шагнул к женщинам из Дубровки и кивнул на разложенную на газете еду: — Топайте отсюда! Забирайте свои пироги-пышки! И телят уводите!

Тётки с недоумением поднялись.

— Ошалел, малый!

— Может, на солнышке перегрелся.

— Охолонись тогда трошки.

— Да мы сейчас Авдея покличем.

— Уводите, говорю! — повысил голос Митька. — Чтоб духу их не было. — И решительно махнул нам рукой: — Андрюха, Петька, марш на ферму, зовите животновода. Пусть акт на этих тёток составят.

— Правильно, — поддержал я Митьку. — Нельзя нам в колхозном стаде чужих телят пасти. Запретило правление. — И я сделал вид, что готов сию же минуту бежать на ферму.

Женщины, собрав еду, заругались, заохали, пригрозили, что пожалуются на наше самоуправство Авдею, но сами, то и дело оглядываясь по сторонам, быстро словили своих телят и, накинув им на шеи верёвки, вывели из стада.

Митька оглушительно щёлкнул вслед им кнутом.

— Теперь-то верите или нет?

— Да верим, верим. — Андрей хлопнул его по плечу. — Ловко же ты их шуганул.

— Ловко-то ловко, — помрачнел Митька, — а только мне теперь в пастухах не быть… Съест меня дед Авдей.

Быстрый переход