Но паники не было. Купцы московские, узнав, что с ордынцами идут генуэзцы, тряхнули мошной, собрали серебро-золото и преподнесли Дмитрию. При полупустой казне это было кстати. Ведь любая война требует денег, денег и людей, как прожорливый Молох.

Пока собиралось в княжествах ополчение и дружины, великий князь с воеводами и служилыми князьями, а также братом Владимиром Андреевичем, князем Серпуховским, решили посетить Троице-Сергиев монастырь, получить благословение Сергия Радонежского. Он предсказал князю Дмитрию сражение ужасное, но и победу предрёк. Затем предложил отобедать в монастыре.

Повеление князя о сборе воинства выполнялось с редкостным усердием. Мужское население вооружалось и шло к Москве. Богатые люди на улицах раздавали милостыню. Почти непрерывно шли богослужения в храмах и молебны о даровании победы над нечестивыми. Из всех городов были посланы гонцы в первопрестольную — сообщалось, сколько пеших и конных воинов мог выставить гот или иной город.

Воеводы собирались на совет едва ли не каждый день. Когда писцы подсчитали примерную численность воинов, воеводы пришли в благое расположение духа: получалось около пятидесяти тысяч. Конечно, не все из них были воинами. Ополченцы, в большинстве своём, были ремесленниками, рыбаками, кузнецами, коробейниками, доселе оружия в руках не державшими.

На совете было решено пеших ополченцев поставить во вторую линию, поскольку большинство ополченцев брони не имело и могло понести большие потери.

По предложению Боброка, принятому большинством воевод, ополчение решили свести в один полк и отдать его под руку князя Ярославского. Наиболее опытных воинов на конях определили в конный дозор, увеличив его численность до тысячи человек. Пять тысяч определили в передовой полк. По задумке Боброка он должен был идти впереди войска на удалении полутора-двух вёрст от него. В случае столкновения завязать бой, дав возможность войску развернуться из колонны во фронт. При нападении значительных сил врага, после обмена ударами, следовало отступить, сыграв роль приманки. Татары и сами часто пользовались таким приёмом.

Боярские и княжеские дружины собирались в Кремле. Воины занимали едва ли не всё свободное пространство. Слышались приветственные возгласы, воины встречали старых знакомых. Ополченцы расположились в слободках.

Воеводы и служилые бояре долго рядили, кто и какими силами будет руководить. Спорили до хрипоты, едва в пылу словесных баталий друг другу в волосья не вцеплялись. Но обошлось. Большой воевода рыкнул, аки зверь, и все притихли.

— Ей богу, как стая ворон! Стыдно, бояре! Ровно на торгу кричите!

— А что он поперёд меня лезет?! — вскочил Иван Родионович Квашня. — Мой род знатнее будет, мои прадеды от Рюриковичей происходят!

Проблема была старой, как мир. Перед каждым походом воеводы уряжались на полки и сотни. И не дай бог боярина из менее знатного рода поставить вровень или выше! Обида на всю жизнь. Вспоминали, кто из отцов и дедов в каком походе чем командовал. И не всегда большой воевода мог своей властью поставить боярина на полк. И опыт есть, и умение, а у бестолкового род старше. Вот и делай, что хочешь. У Боброка даже книга разрядная перед собой была, чтобы не ошибиться.

Всё-таки к вечеру урядились. Конным дозором, по численности равным полку, командовать поставили боярина, заслуженного рубаку, Семёна Малика, сторожевым полком — князя Симеона Оболенского, резервом командовал Иван Тарусский. Большим полком, что при любом построении в центре стоял, командовать доверили Вельяминову, за левым флангом большого полка должен был стоять полк Дмитрия Ольгердовича. Полк правой руки попадал под руку Андрея Ольгердовича, полком левой руки командовали Василий Ярославский и Фёдор Моложий. Засадным полком — князь Серпуховской Владимир Андреевич и Большой воевода Боброк-Волынский.