Попритихни в городах и сёлах баскаки ханские, носа со двора не показывали. Кое-кто в Орду съехал, опасаясь расправы. И не напрасно. В нескольких городах, в эйфории от радостной вести, убили до смерти ордынцев, а тела их бросили на растерзание собакам.
Меж тем над полем Куликовым опустилась ночь. Все работы прекратились, лишь дозоры, дальние и ближние, бодрствовали.
Поев наскоро, ратники улеглись спать на земле, а утром работы продолжились.
К полудню сочли павших бояр и князей.
К Боброку подъехал сотник, стянул с головы шапку, по щекам его текли слёзы.
Боброк помрачнел.
— Говори.
Услышанное заставило пустить слезу и его, воина опытного и мужественного, не раз бывавшего в сечах, потерявшего не одного знакомца-приятеля. Сотник откашлялся.
— Общим числом павших дворянского звания шесть сотен. Из них:
сорок бояр московских, двенадцать князей Белозерских, двадцать бояр коломенских, тридцать бояр новгородских, сорок бояр серпуховских, тридцать панов литовских, двадцать бояр переяславских, двадцать пять бояр костромских, тридцать пять бояр владимирских, пятьдесят бояр суздальских, сорок бояр муромских, семьдесят бояр рязанских, тридцать четыре боярина ростовских, двадцать три боярина дмитровских, шестьдесят бояр можайских, тридцать бояр звенигородских, пятьдесят бояр угличских.
Когда сотник перестал читать скорбный список, наступила звенящая тишина. Оглушённый Боброк молчал, закрыв глаза. Воины рядом, кто услышал, рты разинули. Таких потерь Русь ещё не знала.
У Боброка кольнуло сердце. Цвет боярства, опора княжеств русских была вырублена. На кого теперь опереться Дмитрию? Кто поведёт дружины и полки в бой, случись противник? Боярина, как и опытного воина, за год-два не взрастишь.
— Великому князю доложили?
— Не успели ещё.
— Поди и доложи. Он должен знать, как победа досталась.
Сотник пошёл искать великого князя. Плечи его были опущены, вся фигура выражала скорбь и печаль.
Боброк глядел вслед. Если столько бояр и князей полегло, то каковы потери простых ратников?
Даже подумать страшно. Тем не менее надо хоронить павших. Хоть и сентябрь на дворе, а тепло всё-таки, тела убитых тленом тронет, завоняют, болезни начнутся.
Пришли обозы из окрестных, Рязанского княжества, деревень. Начали грузить и возить трупы к деревеньке Монастырщина — хоронить решили там. Почти всех ратников отрядили рыть братские могилы, оставив лишь дозоры.
Могилы рыли до позднего вечер но успели немного. Вторым днём продолжили.
Как только могила для бояр и князей была готова, в первую очередь решили хоронить их.
Великий князь Дмитрий, сидя на коне, чтобы слышали все ратники, произнёс слова проникновенные.
— Братья бояре, и князья, и дети боярские! Суждено вам то место меж Дона и Непрядвы, на поле Куликовом! Положили вы головы свои за святые церкви, за землю Русскую, за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдём, брат, Владимир Андреевич, во свою залесскую землю к славному городу Москве, и сядем, брат, на своём княжении. А чести мы, брат, добыли, и славного имени. Богу наша слава!
Уже вернувшись в Москву, великий князь велел поминать в церквах тех, кто пал на поле битвы — князей, бояр и простых людей, кто не пожалел живота своего за святое дело.
Похороны убитых русских воинов продолжались с девятого по шестнадцатое сентября. Непросто было собрать на поле боя, перевезти, выкопать лопатами могилы и схоронить — с отпеванием по православному обычаю — восемнадцать тысяч простых ратников со всех земель русских.
Тем временем вернулся князь Серпуховской, Владимир Андреевич. Принёс радостную весть, что Мамай с остатками своей конницы ушёл в Дикое поле, а не повернул в рязанские земли, на воссоединение с Ягайло. |