— Купец первой гильдии Лесоватов, — прочитал Замок.

— Жена профессора Воскресенского была из купеческой семьи, — пояснил Вадим, — девичья фамилия ее — Лесоватова. Наверное, от этой семьи и достались ценности профессору.

— Тебя, адвокатишка, никто не спрашивал! — резким фальцетом выкрикнул Вова, но наткнулся на грозный взгляд авторитета и тут же замолчал.

Замок обошел четыре массивных каменных надгробья, зашел в угол склепа. Сверившись с запиской, жестом подозвал одного из бойцов и велел отодвинуть плиту с края каменного настила. Парень без особого усилия отодвинул замшелую плиту и отступил в сторону.

Авторитет наклонился над темным углублением, протянул руку и вытащил на свет пузатый саквояж из потемневшей от времени кожи. Он поставил саквояж у своих ног, открыл замок. Его бойцы сгрудились вокруг своего предводителя, Вова тоже заглядывал через плечи братков.

Вадим вытянул шею и увидел содержимое саквояжа: золотые и серебряные вещи, украшения, несколько икон в дорогих, усыпанных камнями окладах, миниатюры на эмали…

— Ну что, я свое слово сдержал, — проговорил адвокат, — теперь ваша очередь.

Замок поднял взгляд от саквояжа и кивнул своим бойцам:

— Отпустите адвоката!

Вадим вышел из склепа, отошел в сторону и остановился, наблюдая за развитием событий. Почти сразу вслед за ним из склепа в окружении своих приближенных вышел чрезвычайно довольный уголовный авторитет. Рядом с ним шагал коренастый браток, осторожно державший двумя руками драгоценный саквояж. Следом семенил Вова, пытаясь забежать перед Замком и заглянуть ему в лицо. Авторитет делал вид, что совершенно его не замечает.

В это время чуть в стороне, ближе к ограде кладбища, появился заляпанный грязью темно-зеленый микроавтобус. Лавируя между могилами, он подъехал довольно близко к склепу и остановился. Из автобуса выбрался небольшой старичок в мятом коричневом плаще и ворсистой кепке. Старичок с неожиданным для его лет проворством прошагал между могилами и остановился на дорожке прямо перед удивленным авторитетом. Взглянув на уголовника из-под кустистых бровей, он нахмурился и решительно произнес:

— Это, молодой человек, между прочим, мое! — и строго показал толстым указательным пальцем на кожаный саквояж.

Авторитет уставился на странного старичка с веселым недоумением и осведомился:

— Дед, ты что, сдурел?

— Я, кажется, ясно сказал, — повторил настойчивый старичок, — это мое имущество!

— Слушай, старый перечник, — проговорил Замок, закипая, — если ты не долечился и сбежал из психушки, так отправляйся обратно по-хорошему! Могу тебе с транспортом помочь, а то твой салон-вагон по дороге заглохнет. И ребят тебе могу в провожатые дать, а то мало ли — дорогу не найдешь! — И он решительно двинулся на старика.

Тот, однако, стоял на месте и не собирался уступать дорогу. Вместо этого он набычился, так что кепка чуть не закрыла ему глаза, и неожиданно громким голосом гаркнул:

— А ну, стоять! Я последний раз повторяю — немедленно вернуть мое имущество!

— Ну, ты меня реально достал! — авторитет оскалился, обнажив крупные желтоватые от никотина зубы. — Не хотел я тебя трогать, привык старых уважать, да, видно, придется! Если уж ты совсем ничего не понимаешь!

Один из бойцов двинулся к старику и протянул руку, чтобы схватить его за плечо, но в это мгновение распахнулись все двери темно-зеленого автобуса, и из него, как горошины из стручка, высыпало больше десятка крепких парней в военной форме, с автоматами наперевес.

— Всем лечь! — разбойничьим оглушительным басом рявкнул возглавлявший команду лейтенант и угрожающе повел стволом автомата.