|
Во всех яслях и в его последнем детском саду происходило то же самое. Юлиус не был особенно резвым ребёнком, и его молчаливую, наблюдательную манеру поведения, которая проявлялась тогда, когда он только знакомился, можно было запросто неправильно интерпретировать. Я, разумеется, восхищалась моим ребёнком, знала его (немногочисленные) слабости и его (несметные) достоинства, знала, какой он был добродушный и остроумный маленький мальчик, но я была его мать, и робкий вопрос, который я в подобных ситуациях себе задавала, состоял в следующем: видят ли другие, особенно воспитательницы, моего ребёнка таким, какой он есть? Или они считают его сдержанность флегматизмом, его остроумие – преждевременным развитием, а задумчивость меланхолией? И потом, я всё время боялась натолкнуться на воспитательницу, которой мой сын просто не понравится. Может быть, это запретная тема, но даже по отношению к маленьким детям взрослый человек может испытывать антипатию. Я не думаю, что Руссо был прав со своей теорией, что человек при рождении чист и невинен и портится только взрослыми и под влиянием взрослых. Я считаю, что есть люди, рождающиеся нехорошими. Некоторые дети, пускай и самые маленькие, настолько мне не симпатичны, что я ничего не могу с этим поделать. Почему у воспитательниц дело должно обстоять по-другому? Они, в конце концов, тоже всего лишь люди.
Заведующая «Виллы Кунтербунт», некая фрау Зибек, руководила также и «группой герра Нильсена», в которой у Юлиуса уже имелся подписанный его именем крючок. Над крючком был нарисован майский жук. – Майские жуки – это мои любимые животные, – обрадованно сказал Юлиус. – Майские жуки и тигры. Фрау Зибек засмеялась и погладила Юлиуса по светлым кудрям. – Ты видишь, я так и подумала! Мне до некоторой степени полегчало. Если она и находила Юлиуса несимпатичным, она была достаточно профессиональна, чтобы этого не показать. Как и удивления по поводу моего сломанного каблука. Хорошая женщина. Юлиус без проблем со мной попрощался. Он дружелюбно погладил меня. – Ты можешь возвращаться домой и продолжить ремонт, мама. Я бы так и сдалала, но фрау Зибек сказала мне подождать её в гардеробе, пока она покажет Юлиусу детский сад. Я должна подписать различные документы, которые касаются прогулок в лесу, гигиены зубов и экстренных ситуаций. Поэтому я послушно уселась на скамеечку под Юлиусовым крючком с майским жуком и стала изучать объявления на доске. В гардероб стремительно вбежал мальчик моложе Юлиуса. Он швырнул голубую детсадовскую сумку на пол и закричал: – Я хавосий! Я хавосий! За ним в дверь вошли девочка примерно шести лет и высокая женщина. Женщина фатально напомнила мне мою мать – та же костлявая фигура, крепкий лошадиный прикус, полные губы, широко поставленные светлые глаза – точно как моя мать в молодые годы. Я вся пошла в отца, говорила ли я уже об этом? – Мама! Марлон швырнул мою сумку на пол! – пожаловалась девочка. – Ты разрешила, чтобы он её нёс, а сейчас… – Он, конечно, сделал это не специально, Флавия, – ответила женщина, похожая на мою мать, и стала изучать объявления на доске. Кто нашёл спортивные брюки 104 размера или по ошибке унёс их домой? «По ошибке» было подчёркнуто три раза. – Он это сделал специально, – сказала Флавия. У неё отсутствовали оба резца, что придавало ей забавный вид. – Ницево подобново, – крикнул Марлон и наступил на голубую детсадовскую сумку ногой. – Мама-а! – вскричала Флавия. – Сейчас он наступил на сумку! Мать только вздохнула. Не отводя взгляда от доски, она ответила: – Флавия! Ты должна перестать постоянно провоцировать Марлона! Надевай тапки, у нас не так много времени! Когда Флавия нагнулась, чтобы поднять сумку, Марлон звучно плюнул ей на спину. |
