– Скорее по-датски, мне кажется. Но я не знаю ни польского, ни датского, честно говоря. Я, к сожалению, совершенно не высокоодарённая.
– Вишневски, – несколько нетерпеливо ответила Фрауке. – «Вишневски» звучит по-польски.
– Вот оно что.
– У тебя польские предки?
Я пожала плечами.
– Без понятия. Это фамилия моего мужа.
– Я думала, ты разведена?
– Да, в ближайшее время.
– А потом ты оставишь себе эту фамилию?
Н-да. Сейчас она меня поймала. Об этом я ещё совершенно не думала. Будет как-то неудобно носить фамилию Лоренца после того, как мы разведёмся. Моя девичья фамилия была Бауэр, что значит «крестьянин». Раньше мне казалось неловким носить это имя. «Молоко от крестьян крестьян» – это бы звучало совершенно по-дурацки. С другой стороны, крестьянкой я не была, и против фразы «Констанца Бауэр, одинокая, разорившаяся и безработная мать» с точки зрения имени возразить было нечего. Но тогда у меня была бы не такая фамилия, как у моих детей, а это уже было бы как-то неправильно.
– Поэтому имеет смысл носить двойное имя, – сказала Фрауке и ободряюще улыбнулась мне. – Но сейчас уже слишком поздно. Однако я бы посоветовала тебе вернуть девичью фамилию. «Вишневски» звучит слишком похоже на ремонт автомобилей.
– Я считаю, что это звучит слишком похоже на моего бывшего мужа, – сказала я и улыбнулась в ответ. Может быть, она действительно симпатичная, эта главная мама. Во всяком случае, имело смысл найти с ней общий язык. Я твёрдо намеревалась ради Юлиуса постараться завязать побольше контактов и участвовать в родительской работе. Контакты с матерями в первом садике Юлиуса были весьма поверхностными. Причина состояла в том, что половина тамошних матерей были матери-одиночки, которые работали и постоянно находились в стрессе, а другая половина не говорила по-немецки либо не имела права разговаривать с женщинами без платков. Тот детский сад занимался только детьми, выражение «родительская работа» было там совершенно чуждым. Не было ни родительского комитета, ни детсадовской газеты. Здесь, очевидно, всё было по-другому. Здесь желательно было участвовать – и даже, наверное, обязательно.
Может быть, мне надо войти в это общество главной мамы и написать статью для дедсадовской газеты. У меня наверняка найдётся куча рецептов для поваренной книги.
– А что, собственно, делают в обществе матерей? – спросила я.
– Мы – сеть женщин, которые поддерживают друг друга, – ответила Фрауке. – Забота о детях, планирование карьеры, воспитание, раннее развитие, семейные консультации, домашнее хозяйство – это всё сумма наших различных знаний и опыта, который мы предоставляем на благо всех членов. Ты можешь посмотреть на нашем сайте – страницы с рецептами, советами по воспитанию и предметные статьи доступны не только для членов общества. У нас ужасно много заявок.
Это звучало отлично.
– А как можно стать членом общества? – спросила я.
Фрауке наморщила лоб.
– Знаешь, у нас довольно длинный лист ожидания. У нас строгие критерии отбора, чтобы соблюсти равновесие между «Давать» и «Получать». Собственно говоря, стать членом общества можно только по знакомству.
– Ну ясно, – с пониманием ответила я. И тут мне пришло в голову, что у меня, собственно, есть знакомство. Я ведь когда-то спала с мужем главной мамы. Это может пригодиться. Я как раз хотела рассказать Фрауке, что хорошо знаю её мужа, но тут она добавила:
– Я могу тебя поставить в лист ожидания. Тогда ты придёшь к нам на пробное заседание, чтобы познакомиться с остальными.
– Было бы здорово. – Я улыбнулась ей. Фрауке улыбнулась в ответ. |