Но Казуми уже отошла в сторону и забиралась на камни, с фотоаппаратом, висящем на шее. Мы смотрели, как она, присев на корточки на одном из валунов, стала делать снимки приближающегося шторма.

— Милая маленькая Казуми, — произнес Эвелин Блант. — Сегодня вечером я остаюсь здесь.

* * *

Только когда Эймону пришлось скрываться в туалете от толпы английских туристов в футболках с эмблемой «Манчестер Юнайтед», а Эвелин Блант взобрался на стол, чтобы показать, как надо исполнять какой-то танец, мы с Казуми остались вдвоем.

— Значит, с работой в Лондоне ничего не вышло? — старался я перекричать вдохновенное исполнение местным оркестром мелодии песни Ван Моррисона «Ушла навсегда».

Она легонько похлопала ладонями по своим ушам. Мне нравилось, как они у нее немного оттопыривались. Мне очень даже это нравилось.

— Ничего не слышу, — сказала она, отпивая из стакана пиво.

— Вы свободный художник? Раньше ведь работали для «Трампет»?

Она улыбнулась, покачала головой и опять дотронулась до своих чуть оттопыренных ушей. Действительно, шум здесь стоял ужасный. И я понял, что могу говорить ей все, что захочу.

— Я сказал, что очень рад видеть вас. Вы выглядите великолепно. Я думаю, что вы чудесная. Я так рад, что вы вошли в мою жизнь. Мне кажется, что я схожу с ума.

Она вежливо улыбалась.

Смеющийся турист-немец в футболке с эмблемой «Глазго Келтик» врезался в наш стол. Он хлопал в ладоши и топал ногами, в то время как Блант отплясывал джигу, плотно прижав к бокам руки, как будто они были привязаны.

— Эти сумасшедшие ирландцы. — хохотал немец. — Они всегда так веселятся, да?

— Он живет в Лондоне, — пояснил я.

— Сумасшедшие, сумасшедшие ирландцы!

Раздался гром аплодисментов, когда оркестранты, похожие на потрепанных хиппи, напоминавших массовку из фильма «Храброе сердце», вломили «Один ирландский бродяга» Ван Моррисона.

Блант удвоил темп.

Прибыла автобусная группа туристов из Италии, и паб наполнился людьми так, что негде было повернуться. Все стали заказывать пиво рыжеволосому студенту, стоявшему за стойкой бара.

Блант ударился ногой о большую стеклянную пепельницу и теперь подпрыгивал на одной ноге и морщился от боли. Туристы возбужденно аплодировали, принимая его прыжки за фигуру танца.

Немец важно кивнул и со знанием дела произнес:

— Музыка для ирландцев очень важна. «Бумтаун Рэтс». «Тин Лиззи». «Ю-ту». Это у них в душе. — И он вскарабкался на стол к Бланту.

Тут появился Эймон, посмотрел на Бланта и немца и покачал головой:

— Вот что может случиться, если они слишком часто будут смотреть «Титаник».

На стол поставили поднос с пивом. Блант, пытаясь переплясать немца (который, кстати, не делал ничего особенного: размахивал руками, стоя на одном месте), решил показать сложный элемент «Властелин танца», перепрыгнув через кружки с пивом. И тут он свалился со стола, предварительно шлепнувшись лицом в тарелку австралийского туриста, на которой лежал бутерброд с сыром и помидорами.

Эймон отпил из стакана воды и улыбнулся Казуми. У меня испортилось настроение. Я надеялся, что Эймон не собирается переспать с ней. Наркотики в его жизни заменили девушек. Но теперь с наркотиками было покончено.

Но тут оркестр заиграл «Кареглазую девушку», и все повскакали со своих мест. Симпатичный молодой итальянец подошел к Казуми и спросил, не хочет ли она потанцевать. Вдруг между ними возник Эвелин Блант со свирепым лицом и куском помидора, свисавшего с его брови.