— Нет, Гарри, — произнесла она немного печально, даже не пошевельнувшись.

Я убрал руку. Не хотелось уподобляться Бланту. Каким бы я ни был, ни за что не хотел бы походить на этого типа.

— Почему нет?

— У вас есть жена и сын.

— Все не так просто.

— Есть и другие причины.

— Например? — Я выдавил из себя короткий смешок. — Потому что вы не такая? Я знаю, что не такая. Поэтому вы мне так и нравитесь.

— Вы мне тоже нравитесь. Вы хороший.

— Правда?

— Да. Вы забавный и добрый. И одинокий.

— Одинокий? Я?

— Думаю, да.

— Тогда в чем дело?

— Вы не такой мужчина. — Она перевернулась на спину и посмотрела на меня. Ее карие глаза блестели в лунном свете. Прямо как у девушки в песне Моррисона.

Я повернулся к ней лицом. Мне так нравились ее черные волосы, спадавшие на ее лицо. Я дотронулся ногой до ее ноги — шерстяной носок к шерстяному носку. Она положила свою ладонь мне на грудь, и от этого жеста у меня перехватило дыхание. В тишине наши голоса звучали как негромкая молитва.

— Я хочу спать с тобой, — сказал я.

— Тогда закрой глаза и засыпай. — Она не улыбалась.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я хочу любить тебя.

Она покачала головой:

— Ты не свободен.

— Никому на свете нет до этого дела. Есть только ты и я. Мы никому не причиняем боли. Никто не узнает, Казуми.

— Мы будем знать. — Тут она меня подловила. — Я не хочу быть женщиной, которая спит с женатым мужчиной. А ты не хочешь быть таким мужчиной.

— Нет, хочу.

— Нет, Гарри. Ты лучше. — Она погладила меня по лицу. — Просто обними меня, — сказала Казуми, поворачиваясь ко мне спиной и придвигаясь поближе.

Я притянул ее к себе. Два слоя пижамы разделяли ее бедра и мою эрекцию. Я обнял ее рукой за талию и прижал к себе. Она взяла мою руку, целомудренно поцеловала запястье и сжала ее. Мы перестали разговаривать, и еще долго я лежал и слушал, как атлантические ветры налетают на дом, а он поскрипывает, сливаясь с ее тихим дыханием.

И пока Казуми спала в моих объятиях, я раздумывал над тем, как можно сделать жизнь простой. Может, для этого необходимо оставаться там, где ты есть?

Или лучше начать все сначала?

21

Когда я проснулся, ее рядом не было.

С каменистого берега доносились голоса. Выглянув в окно, я увидел, что Казуми уже фотографирует Эймона.

Одетый в теплую красную куртку, он принимал тщательно продуманные позы — стоял, с серьезным видом глядя на море, потом в объектив фотоаппарата, затем в никуда, — а она перемещалась вокруг него, быстро щелкая один кадр за другим, меняя пленки, отдавая ему распоряжения и всячески его подбадривая.

«Японка с фотоаппаратом, — подумал я. — Одно из клише современного мира».

Толпы туристов, бездумно щелкающих снимки разных достопримечательностей, а потом заполняющих экскурсионные автобусы. Но, когда я наблюдал за тем, как Казуми фотографировала Эймона на продуваемом ветрами берегу Дингл-Бэй, я понял, что эта молодая женщина с фотоаппаратом одержима неукротимой любознательностью по отношению к миру вокруг и ко всему, что его составляет. И поэтому я почувствовал необыкновенный приступ нежности и к ней, и к ее фотоаппарату. Остановись, мгновенье, ты прекрасно…  Она сказала, что именно так выразился кто-то по отношению к фотографии.