— По-моему, он что-то говорил про видео, — сказал Добрый-День.

— А, ясно, — все встало на свои места. — Тогда это не ко мне. Ему нужен Джонни.

— Он спрашивал вас обоих.

Джейк пожал плечами. Если так, то винить надо Доннелли.

— Я тут ни при чем, — сказал он.

— А, ну ладно, смотри, осторожнее. — Предупреждение из ниоткуда. Да еще вдобавок к этому — бесплатная выпивка. Что, черт побери, происходит?

Добрый-День, очевидно, заметил удивление на лице Джейка и, ставя перед ним бокал, сказал:

— Просто береги себя.

Рекламные ролики дискотеки «Пипс» всегда заканчивались словами: «За кафедральным собором», которые медленно и отчетливо проговаривал полуночный американский диджей. И сами слова, и то, каким тоном они произносились, звучали как-то старомодно и после грохочущей основной части ролика с описанием клуба казались совершенно неуместными. Но в результате каждый раз, когда в разговоре упоминался «Пипс», кто-нибудь обязательно произносил слова: «За кафедральным собором» — подсознательно хотелось закончить разговор именно так. Викторианский готический собор, а за ним, в подземелье Хлебной биржи, — ночной клуб, полный неоготических девочек «сьюзи» и выряженных по берлинской моде мальчиков «боуи».

Джейк явился в «Пипс» к половине одиннадцатого, готовый ко всему, но еще не одетый. Он направился в туалет на нижний из пяти уровней, расположенных на пяти разных этажах. Нижний туалет был самым большим в клубе, но и тут Джейку еле удалось протиснуться мимо толпы мальчиков, захвативших зеркало. Найдя пустую кабинку, он оставил дверь открытой, чтобы участвовать в разговоре.

Кто-то крикнул ему:

— Джейк, как там, нормально тебя впустили?

Джейк узнал голос: Стиви, девятнадцатилетний парикмахер из Рочдейла.

— Да, — крикнул он в ответ.

Вышибалы всегда были с ним милы. Ну, милы не в том смысле, что прямо уж милы, но они ему просто кивали и отходили в сторону, когда он подваливал сразу к началу очереди, и говорили: «Давай».

— А меня, суки, не пускали! Я пришел в килте, а они говорят, что клуб против того, чтобы мужчины носили женское платье. Я им говорю: «Да какое же это на хрен платье!» — Стиви выразительно зашипел, изображая свое недавнее возмущение. — Но им все лесом.

— И что?

— Ну, я был с Луизой — ты ее знаешь — и она предложила мне с ней махнуться: я надену ее брюки, а она — мой килт, а когда войдем внутрь, переоденемся обратно. Но только у нее бедра такие здоровые, что килт никак на них не налезал. Сидели, натягивали его в машине. Я, такой, стараюсь ничего там не порвать, а она сидит, дергается во все стороны и причитает: «Он мне жмет, жмет». Ну я тогда ей говорю: «Зайка, может, тебе вдохнуть поглубже?» Но и это не помогло. Сидим, не знаем, что делать. А потом — слава богу! — у нее там в машине лежит такой шведский плед — собачья подстилка — ну и она намотала ее на себя, а я надел ее штаны.

— И вы вошли?

— Ну да, вошли. После того, как почти полчаса простояли в очереди. И все это время от нее воняло псиной, да к тому же она без конца ныла, что плед колется… — Стиви привел полный перечень жалоб Луизы — можно себе представить, через какие мучения ему пришлось из-за нее пройти.