— За возрожденную Россию, господа, в которой, в конечном итоге, не будут хозяйничать ни жидокоммунисты, ни японский император, ни фюрер Германии. При всем моем уважении к некоторым из них. Ура, господа!

— Ура! — коротко, но зычно, поддержали генерала теги. Они выпили, молча закусили, снова выпили. Дозы были небольшими, генерал понимал, что разговор должен быть серьезным, а значит, как он обычно выражался, «натрезвую».

— Я не стану расспрашивать вас о подробностях рейда, ротмистр, — заговорил атаман, когда рюмки вновь коснулись столов. — Самые важные из них полковник уже изложил, а всей правды мы все равно так никогда и не узнаем. — Семенов выжидающе уставился на Легионера: станет убеждать, что «ничего такого» во время этого рейда не происходило или же горделиво промолчит?

В ответ Курбатов лишь снисходительно улыбнулся своей грустновато-циничной улыбкой.

«Глазом не моргнул, душа его эшафотная! — удивился атаман. — Хотя понимает, что от ответа на мой вопрос зависит: станем мы ему впредь доверять или не станем, позволим ему жить или сегодня же вздернем».

— Меня интересует одно, — не стал устраивать ему допрос генерал, — готовы ли вы снова пойти в Россию? Не по приказу пойти, хотя приказ, ясное дело, тоже последует, без него в армии, да еще и в военное время, попросту нельзя, а как бы по собственной воле.

Атаман не сомневался, что Курбатов согласится. И был слегка удивлен тем, что ротмистр не спешит с ответом. Он, не торопясь, с независимым видом, дожевал бутерброд, налил себе из графина немного напитка, настоянного на таежных травах, которым Семенов всегда потчевал своих гостей и секрет которого знал, как утверждали, только он один, и лишь тогда ответил:

— Пойти, конечно, можно. Но сами видите, как дорого обходятся нам подобные рейды…

— Однако же и коммунистам тоже, надеюсь, не дешевле…

— Не дешевле, можете не сомневаться, и на то она война… Но я к тому, что людей в группу хотел бы подбирать сам, лично. Чтобы, если ошибусь, пенять мог только на себя.

— Не возражаю, в соболях-алмазах, сабельно…

— Еще одно условие: со мной пойдет не более восьми — десяти диверсантов. Группы в десять штыков, полагаю, вполне достаточно. При этом я не должен буду взрывать какой-то вшивый заводишко или убивать председателя облисполкома, которого коммунисты и сами со дня на день расстреляют. Подобных акций попросту не терплю, для их исполнения существуют другие.

— А для чего существуешь ты?

— Перед вами, господин атаман, вольный стрелок. Иду, куда и как позволяют обстоятельства, но с боями, совершенно свободным в своем выборе.

— Требования у вас, однако, ротмистр… — недовольно поморщился Родзаевский. — Что значит «вольный стрелок»? Вы — офицер Добровольческой армии, и есть приказ…

— Как раз и веду речь о том, как именно должен быть составлен этот приказ, — невозмутимо объяснил Курбатов.

— Непозволительное вольномыслие, — пробубнил Родзаевский, вопросительно глядя на атамана.

— Считайте, что ваши условия, ротмистр, приняты, — мрачно и в то же время заинтриговано согласился Семенов. — Мало того, они мне нравятся. Отправляясь в подобный рейд, вы действительно сами должны подбирать людей, чтобы полагаться на них. Так что тут все сабельно. Но должен предупредить: рейд, в который намереваюсь отправить вас на сей раз, будет необычным, во время которого можете делать все, что вам заблагорассудится. То есть и в самом деле можете чувствовать себя вольными стрелками.