— А что вас так удивляет, ротмистр? Представляете себе снимки в берлинских газетах с подписью: «Встреча обер-диверсанта рейха Отто Скорцени с лучшим диверсантом белоказачьей армии генерала Семенова. Беспрецедентный рейд от Маньчжурии до Германии!» или что-то в этом роде?! Что вы приумолкли, ваша светлость князь Курбатов? Или, может, вам не хочется побеседовать со Скорцени?

— Просто я думаю, что моя беседа с человеком, спасшим Муссолини, конечной целью этого рейда быть не может.

— И правильно мозгуешь, энерал-казак, — вновь расплылся в улыбке атаман. — Потолковать со штурмбаннфюрером Отто Скорцени, как диверсант с диверсантом, — это уже приятно. Да только ты используешь знакомство с этим человеком…

— Кстати, личным агентом фюрера по особым поручениям, как именуется сейчас одна из его должностей, — пришел ему на помощь Родзаевский.

— Даже так, теперь уже личным агентом фюрера по особым поручениям?! — возрадовался атаман. — Тем лучше, в соболях-алмазах! Через него ты и передашь мое личное послание Гитлеру.

Не сводя с генерала широко раскрытых глаз, Родзаевский наполнил свою рюмку, только свою, не испросив разрешения, осушил ее до дна и самодовольно крякнул, совершенно забыв, что это не застолье, а прием у командующего армией.

Подобным поворотом беседы он был удивлен не менее Курбатова. Удивлен и слегка обижен: в конце концов генерал мог бы поставить его в известность заранее. Почему он, руководитель «Российского фашистского союза» и шеф разведывательно-диверсионной школы, должен узнавать о подготовке подобного рейда вместе с ротмистром?!

— Я не вправе диктовать свою волю, господин генерал, — не скрывая обиды, суховато проговорил он. — Однако согласитесь: передавать письмо фюреру Великогерманского рейха диверсантом!.. Которому предстоит пройти всю Россию, тысячами километров по тылам противника. Это, знаете ли, при всем моем уважении к ротмистру. Где гарантия, что уже через несколько дней после выхода группы это письмо не окажется на Лубянке?

— Уж не хочешь ли ты сказать, что твой маньчжурский стрелок столь ненадежен?..

— Боже упаси, господин генерал, своему офицеру я верю. Но раненым он может оказаться в плену, его могут убить… Это война, поэтому в диверсионном деле нашем следует предусматривать все возможное варианты. И потом, к чему такой риск? Существуют десятки иных, более безопасных способов доставки подобных посланий.

— Может, и существуют, — снисходительно улыбнулся в усы Семенов.

— Например, можно передать через одно из консульств иностранных государств или через буддистов, которые в последнее время зачастили в рейх. А почему бы, например, не потревожить своим письмом Гитлеру посольство Маньчжоу-Го в Германии?

Или же передать его через дипломатов, через ученых нейтральных стран.

— Неужели не понятно, что дипломатические каналы исключаются? — вдруг резко отреагировал Семенов. — Японская разведка слишком хорошо контролирует их. Не говоря о контроле над нами. Мне не хотелось бы, чтобы в Императорском генеральном штабе узнали о том, сколь упорно мы с вами ищем контакты с фюрером. Японцы хотя и союзны германцам, но слишком уж не доверяют им, да и воспринимают их слишком уж ревниво.

— К тому же в Токио еще помнят о вашем письме фюреру, направленном, если не изменяет память, то ли в марте, то ли в апреле 1933 года, — согласился полковник. — Уже тогда японцы восприняли появление такого послания, а тем более — втайне от них, с явным неудовольствием.

— Еще с каким «явным», — воинственно повел плечами Семенов. В душе он гордился любым неудовольствием, которое удавалось вызвать у «азиат-япошек», ибо не только не любил их, но и откровенно презирал.