|
Ее муж работал в пищеблоке дома престарелых с медицинским обслуживанием; это был громадный мужик ростом как минимум шесть футов пять дюймов, с огромным брюхом и с огромным давлением. Увидев его, я понял, что ему ничего не стоит в один момент раздавить меня, взять мою белую ручонку и сломать ее, как пучок сухих прутиков. Но когда мы обменивались рукопожатием, он почтительно улыбнулся, и его пальцы еле‑еле сжали мои. Это была отнюдь не вежливость, вовсе нет, просто я был белым боссом его жены, и поэтому меня ни в коем случае нельзя было оскорбить или напугать слишком крепким рукопожатием.
Я стоял в уборной, слушая, как Джозефина собирает Салли в детский сад. Сегодня была ее очередь, а завтра – моя. На лестнице послышались мелкие шажки. – Папочка? – Салли вбежала в уборную, держа за ногу одну из своих Барби. – Зачем ты писаешь? – Мне нужно. – Почему? – А как ты думаешь, почему? – Ну писаешь, просто потому, что писается! – Верно. – Мальчикам не надо подтираться, когда они пописают. – Сущая правда. Она прошла за мной в спальню: – Пап, а пап? – Что, солнышко? – Пап, а правда, что все мертвые люди умирают лежа? – Не знаю, Салли. Что за странные вопросы ты задаешь? – Люси Мейер говорит, что все мертвецы, когда они умирают, то высовывают языки наружу. – Нет, вряд ли. – Люси Мейер мне в саду это рассказала. – Эта Люси Мейер, что, видела много мертвецов? – Люси говорит, что все умирают с закрытыми глазами, а если… а если они забывают закрыть глаза, тогда жуки съедают у них глазные яблоки. – Не думай об этом, малышка, ладно? Лайза снизу позвала Салли, а потом поднялась наверх, держа в руках сегодняшние газеты, кучу которых каждое утро наваливали по ту сторону нашей калитки и воровали, если мы сразу не забирали их в дом. Она уже оделась, чтобы идти на работу. Меня всегда поражало, что она надевает чулки и душится, когда отправляется резать людей, распластанных на операционных столах. – Думаю, тебе интересно будет узнать, какая неприятность случилась у Салли в группе, – сказала Лайза. Она протянула мне записку на бланке, подписанную двумя воспитательницами младшей группы детсада, куда ходила Салли, двумя серьезными молодыми женщинами, которые умели общаться не только с трех– и четырехлетними детьми, но – что еще важнее – и с их мамами и папами.
Уважаемые родители! Мы вынуждены сообщить вам печальные известия. Как вы, вероятно, уже слышали, Банана‑Сэндвич, наша морская свинка, повредила себе лапку, после чего ее состояние резко ухудшилось. Осмотрев свинку, ветеринар диагностировала у нее нервное расстройство. Вдобавок нам объяснили, что полученная ею травма может привести к тому, что Банана начнет кусать себя и других. Поэтому ветеринар настоятельно потребовала ее эвтаназии, и мы, всесторонне обдумав ситуацию, дали свое согласие. В прошлый четверг вечером Банану забрали в ветеринарную клинику. Мы не сообщали детям всех подробностей, а сказали только, что Банану пришлось отправить в ветеринарную лечебницу, потому что она заболела, и что там она умерла. Мы собираемся почитать детям книги о смерти домашних животных и побеседовать с ними об их переживаниях по поводу Бананы. Если у вас возникнут какие‑то вопросы, обращайтесь к нам в любое удобное для вас время. Пэтти и Эллен
– Салли принесла это вчера из школы, – сказала Лайза. – Это ее очень, расстроило? – спросил я. – Что‑то непохоже. – Знаешь, по‑моему, все это из разряда той чепухи, которая так беспокоит эту отвратную Люси Мейер. |
