| И я записываю это на видеопленку. Очевидно. Прости мне это, если сможешь. Я полагаю, тебе придется многое прощать мне. [Смотрит вниз, улыбается самому себе. Затягивается сигаретой. ] Итак, попрощавшись с тобой, я пообедал с Шерон Стоун. Она хочет сняться в моем новом фильме. Мы обсуждали это. Она все еще выглядит довольно мило. Это был ничем не примечательный разговор. То есть я хочу сказать, что я разговаривал с Шерон Стоун, а думал о тебе. Девушке, с которой только что познакомился, да? Сегодняшней девушке из бара. Красавица Шерон Стоун не интересовала меня. Она не возбуждала меня. Но ты, Кэролайн, мне сразу безумно понравилась, я почувствовал такое влечение, какого не испытывал давным‑давно… И я все это время думал о тебе, Кэролайн, и вспоминал то время, когда я в детстве был помощником официанта и помогал убирать грязную посуду и все такое. Я рассказал тебе, что был помощником, но официанта, правду сказать, я никогда никому не рассказывал, что со мной случилось, о чем я узнал… [Он вынимает из нагрудного кармана коробку спичек и вертит ее в руках. ] Понимаешь, я жил в доме отца, в Квинсе, когда учился в средней школе. Я пересмотрел множество фильмов, по четыре‑пять фильмов каждую субботу, и брал кассеты напрокат, потому что у меня не было денег. Мой отец хотел, чтобы я получил разрешение работать электриком по обслуживанию лифтов, но это было не по мне. Но я все равно ему помогал. В профсоюзе сказали, что меня могли бы временно оформить учеником. Иногда я ходил с ним по вызовам. У него было много заказов, в старых домах в центре. Но я не желал провести таким вот образом всю жизнь. Поэтому мне было необходимо получить работу, и я получил ее в качестве помощника официанта в заведении под названием «Кафе у Данте», которое когда‑то кое‑как трюхало в Виллидже вплоть до закрытия. Мне нравилось работать в Виллидже из‑за всяких там альтернативных кинотеатров. Я мог уходить в одиннадцать и еще успевал на сеанс. Довольно скоро я понял, какое это замечательное место, сколько телевизионщиков и писателей Нью‑Йорка имели обыкновение наведываться туда; там бывали даже некоторые профессиональные спортсмены, Деррил Строберри, к примеру, когда он был еще знаменит, и прочая публика такого рода, а также модели и японки с маленькими черными сумочками. Там вечно щелкали фотоаппаратами, делая моментальные снимки, и раздавали фотографии, создавая мгновенную мини‑сенсацию из знаменитости… [Он встает и уходит. Кухонные часы показывают 1:21 ночи. Он возвращается со следующей сигаретой и закуривает ее] Великое было дело – получить эту работу. Я смог наблюдать за людьми. Я сумел понять, как ведут себя богатые и знаменитые. Конечно же я был никто, пустое место, тощий как скелет помощник официанта. Это была тяжелая работа. В конце каждой смены от меня воняло смесью кухонных отбросов, сигарет и всякой прочей дряни, въедавшейся в руки. Через некоторое время я начал узнавать постоянных посетителей, и если им требовалось меню или пепельница, в общем, все, что угодно… я был незаметным. Я был просто мальчиком в белой рубашке с галстуком‑бабочкой. Иногда туда заходили модели, настолько красивые, что я выходил в туалет и мастурбировал там. Приходилось. Я мог делать это стоя, укладываясь секунд примерно в двадцать. Однажды, когда я занимался этим, из маленького лаза, ведущего в кладовку, вылезла крыса. Я узнал, как люди сорят деньгами. Пара человек выбрасывает несколько сотен долларов на еду и выпивку. Я получал приличные чаевые и купил видеокамеру. Я просто привык ко всему подходить как к сюжетам для съемки фильма: люди спорят, баржи плывут по реке, да мало ли что еще. Я проработал в «Кафе у Данте» уже, наверное, с год, как вдруг туда начала приходить та очень красивая модель, которую звали Эшли Монтгомери. Теперь все о ней забыли, потому что в конце концов она, скажем так, вышла замуж, так сказать, за богатейшего человека в Кувейте. Она была высокого роста, практически с лучшей в Америке задницей и длинными прямыми черными волосами; она была совершенством. |
