— У вас есть замечательные специалисты, Спивак и Захаров, я с ними работаю по убийству Карасева…

Генерал просветлел лицом: наверняка у спиваковского отдела было все в порядке с показателями. Никаких проблем в том, чтобы выделить именно этих сотрудников для оперативного сопровождения операции по разоблачению оборотней в погонах он не видел.

— Ну и прекрасно, — сказал шеф и поднялся. — Вы не окажете нам любезность, может, сразу и пригласите их?

Генерал оказал нам такую любезность. Через считанные минуты два красавца-мужчины, Спивак и Захаров, входили в кабинет начальника.

— Вот мои добры молодцы, — сказал генерал. — Мария Сергеевна, документы при вас?

— Конечно, — сказала я, и положила перед генералом постановление о производстве обыска в кабинете Спивака и Захарова.

Генерал внимательно прочитал его, все еще улыбаясь, и сказал:

— Не понял. Речь шла о следователе…

— А я что, сказал «следователь»? — фальшиво удивился шеф. — Нет, мы имели в виду ваших сотрудников.

— Но… — растерялся генерал.

— Вы хотите сказать, что на ваших сотрудников не распространяется борьба с коррупцией, о которой вы нам только что говорили? — шеф удивился еще больше.

— Вы мне тут… — начал генерал, багровея лицом, но осекся. Все-таки он не мог позволить себе кричать на прокурора, пусть и районного.

— Пойдемте с нами, товарищ генерал, — предложил шеф. — Мы проведем обыск в вашем присутствии. И позвоните на КПП, пусть данных сотрудников не выпускают до вашего особого распоряжения. А то вдруг им захочется покинуть пределы здания раньше, чем мы им разрешим.

В полной прострации генерал снял телефонную трубку и приказал постовым на входе в ОРБ не выпускать Спивака и Захарова. А нашим фигурантам, видимо, изменила их хваленая реакция, они только вертели головой от прокурора к генералу, пытаясь уловить смысл происходящего, ведь их только что позвали на подмогу прокуратуре как добрых молодцев…

Пока мы с Кораблевым обыскивали кабинет, шеф вызвал из городской прокуратуры сотрудника, осуществляющего надзор за оперативно-розыскной деятельностью, и тот быстренько нашел в секретной оперативной документации наших фигурантов личные дела агентов Горобца Валентина Ивановича — охранника преступного авторитета Карапуза, и Горобец Светланы Ивановны — стриптизерши из ночного клуба.

Руководство Ленькино уже было в низком старте, и за Горобцом сразу поехали. К нашему счастливому удивлению, там же, в адресе Горобца, нашлась и его сестрица, лжедоносчица. Обоих отвезли в УБОП и придержали до возвращения Леньки, — Кораблев не мог себе отказать в удовольствии поколоть их лично.

Обыск в кабинете тоже был результативным. Для начала, в порядке разминки, мы наткнулись на картину, завернутую в плотную ткань и прислоненную к стене. Развернув ткань, мы поняли, что это не мазня художников от Катькиного садика, а настоящий раритет.

Я послала Кораблева поднять старое дело о нападении на вдову академика и сама удивилась, как мне это пришло в голову, что Кораблев вернулся с опером из антикварного отдела, подтвердившим, что это та самая искомая картина.

— Евгений Семенович, — обратилась я к Спиваку, скромно сидевшему в углу на стуле, — оказывается, ваше знакомство с Нагорным уходит корнями в далекое прошлое?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — безмятежно откликнулся он.

Картину тут же утащили опера-антикварщики, а мы продолжили работу.

Я не верила, что пулю, которую извлекли из черепа убитой Нагорной, Спивак и Захаров выкинули. Оперативная осторожность диктует сохранять все, что возможно, авось пригодится; ничего не выкидывать. Как только выкинешь что-нибудь, эта вещь тут же понадобится, это все знают.