— Говорят, снежные вороны прилетают туда, где вскоре умрёт кто-то очень значимый, кто-то отмеченный волшебством. Воронов всегда нечётное число, потому что тот, нечётный, уведёт за собой освободившуюся душу. Чем больше воронов, тем важнее человек, за душой которого они прилетели. Когда твоя мать умерла, тоже прилетали снежные вороны, их было тринадцать. — Отец вздохнул.

— Моя мать была такой значимой?

— А разве ты в этом сомневаешься?

— Нет.

Вороны взлетели и, хрипло крича, стали кружиться над Замком.

— Отец, давай уйдём. Вернёмся сюда в другой день. — Мой голос дрогнул, став жалобным.

— Нет, сын, некоторые вещи надо делать сразу, иначе их сделает кто-то другой, и ты останешься ни с чем.

Отец продолжил свой путь, и я последовал за ним, слушая крики птиц. Их голоса въедались в моё сердце. Мне хотелось раскинуть руки и полететь вслед за ними. Но кто я такой, чтобы за мной прилетали снежные вороны, уводящие в иной, неведомый мне мир?

Мы с отцом спустились в подвал и оказались в единственной жилой комнате Замка, но и она напоминала скорее нору крысы, чем человеческое жильё. Здесь, похоже, не убирались несколько десятков лет. В комнате воняло мышами, прелыми тряпками, и ко всему этому примешивался невыносимый сладковатый запах разложения. Вещи были свалены грудами на полу, оставляя лишь узкий проход к камину, полному золы, рядом с которым стоял старый продавленный диван. Мы замерли рядом с ним, не решаясь сесть. Тряпьё в одном из кресел у камина зашевелилось, и наконец показался хозяин Замка.

В Замке жил всего один человек, и человек этот, так же как и Замок, был стар. Они словно цеплялись друг за друга — хозяин и Замок, — понимая, что не смогут выжить поодиночке. Уход одного грозит гибелью другому. Но даже вместе они были не в силах остановить время, которое грызло их кости, подобно крысе.

— Я знаю, зачем вы пришли, — прошамкал старик вместо приветствия.

— Это упрощает дело, — выдохнул отец, который, так же как и я, задыхался от удушливой вони. Ну, хоть в чём-то мы были похожи.

— Уже уходите? — рассмеялся хозяин, и смех его был похож на крик ворона.

При мысли о птицах я вздрогнул. За кем же они прилетели? За этим стариком, за кем-то, кого скрывал Замок, или всё же за нами…

— Нет, я просто сразу перейду к делу, я хочу предложить… — начал было отец.

— Убирайтесь!!! — вдруг завизжал старик, вскакивая с кресла и потрясывая худыми морщинистыми руками. — Я не собираюсь отдавать её ни за какие деньги!!! Прочь, паразиты!

— А разве я предлагал вам деньги? — спокойно, с достоинством возразил отец.

— Что же ты тогда можешь мне предложить? Или ты привёл сюда этого уродца, чтобы совершить обмен? — захохотал хозяин Замка.

Меня тряхнуло, как от пощёчины. Хотя слова старика не стали откровением. Да, я был уродом. Горбатым карликом с искорёженным, перекрученным телом. Мне не нужно было напоминать об этом, я и так не забывал: каждую секунду своего существования помнил. Да и кто бы позволил мне забыть? Где бы я ни появлялся, в меня тут же тыкали пальцем и поднимали на смех. Вот чего я никак не мог понять, так это почему люди настолько жестоки. Почему моя беда вызывает у людей такую ярость или радость? Я видел своё уродство в глазах и зеркалах, но не стремился разбить ни те, ни другие. Меня даже в какой-то степени радовали эти отражения. Они показывали правду, которая не пускала в моё сердце опасные мечты и надежды. Я знал, кем являюсь, и не тешил себя иллюзиями. Так было легче жить. Но иногда мне становилось больно. Иногда я пропускал удары, не ожидая их. Я был всего лишь четырнадцатилетним мальчишкой, а даже самые стойкие мальчишки время от времени плачут.