Если увидишь «хвост», не обращай внимания. Вечером позвонишь.
— Позвоню.
Бобренок шумно открыл дверь и сказал Толкунову громко, чтобы пани Валявская обязательно услышала:
— Здесь можно двоих поселить.
— Да, квартира удобная, — согласился капитан, и они стали подниматься на третий этаж.
Штунь подождал несколько минут, потом с деловым видом постучал к Валявской.
— Кто? — услышал он из-за дверей.
— Ваш новый сосед.
Женщина, помолчав немного, открыла. Однако в квартиру не впустила.
— Так что надо? — спросила она, внимательно разглядывая юношу.
— Не смогла бы пани одолжить мне утюг?
Валявская помахала у него под носом толстым, словно обрубленным пальцем с черным полумесяцем ногтя.
— Много вас тут... — бросила она презрительно и попятилась с явным намерением закрыть дверь. Но внезапно ей в голову пришла какая-то мысль. Бросив на Юрка быстрый взгляд, сказала: — Я видела, ты мешок привез. С чем?
— Продуктов мама дала.
— Каких?
— Сала немного, хлеба, картошки...
Валявская с шумом втянула в себя воздух, словно почуяла уже запах сала, и заявила твердо:
— Принесешь десяток картофелин, тогда получишь утюг на десять минут.
— Вы хотите?.. — смутился юноша.
— Уши у тебя есть? Утюг электрический и портится, должно же быть мне какое-то возмещение.
— Принесу... — переступил с ноги на ногу Юрко.
— Что же ты стоишь?
— А утюг?
— Раньше картошку.
— Минутку...
Юрко взял десяток картофелин еще из запасов Сороки. Валявская стояла в дверях и смотрела, что несет сосед на газете, перещупала каждую картофелину, бурча:
— Отобрал самые маленькие.
— Имейте совесть, пани.
— Ну, хорошо, заходи. — Она отступила, пропуская его, и указала на антресоли в передней: — Там утюг, достань. — Принесла табуретку, хотела подставить юноше, но, видно, передумала, потому что, кряхтя, полезла сама.
— Я достану... — попытался остановить ее Юрко, однако старуха лишь отмахнулась. Долго копалась, перебирая какие-то вещи, и наконец вытащила утюг. — Если задержишь больше четверти часа, — предупредила она, — еще десяток бульб.
— Побойтесь бога...
— Я-то боюсь, а вот люди совсем обнаглели.
Юрко взял утюг, но не ушел. Подал Валявской руку, помогая слезть. Это, вероятно, ей понравилось, так как она немного смягчилась и спросила:
— Ты как, надолго?
— Хочу пойти работать.
— Куда?
— А на завод.
— Дядя устроит?
— Что-то второй день его нет...
— Вернется.
— Но я волнуюсь.
— Ну, хорошо, — подтолкнула его старуха к двери, — иди, а то мне некогда тут тары-бары разводить.
Юрко поставил утюг на перевернутую тарелку и задумчиво следил, как нагревается. Гладить нечего было, имел лишь одну рубашку и белье на себе. Поплевал на палец, коснулся раскаленного железа. Зашипело. Подумал: ну, чего добился от старой карги? Ничего... Хитрая проныра, жадная и недоверчивая...
Выключил утюг, дождался, пока немного остынет, прихватил кусочек сала и пошел к Валявской. Старуха, едва приоткрыв дверь, протянула руку за утюгом, но Штунь показал ей лежащее на ладони сало и сказал:
— Прошу вас, пани, угощайтесь.
Старуха распахнула дверь, взглянула с сомнением и спросила:
— Мне?
— Угощайтесь, говорю. |