Старуха распахнула дверь, взглянула с сомнением и спросила:

— Мне?

— Угощайтесь, говорю.

— А чего это ты такой добрый?

— Ведь у меня еще есть.

— Ну и дурень. Тут не село, а большой город, на всех не наберешься. Себя знай, никто о тебе не позаботится.

Штунь в душе не совсем согласился с Валявской, но возражать не стал. Кивнул в знак согласия и спросил:

— А дядя мой и раньше вот так пропадал?

— Не беспокойся, никуда не денется.

— Все же тревожно как-то, говорят, в городе банды...

Валявская понюхала сало с явным удовольствием, видно, этот приятный запах настроил ее благодушно, потому что, понюхав еще раз, ответила:

— Загулял, наверное, пан Палкив. Мужчина он еще не старый и видный!

— Куда ему! — махнул рукой хлопец. — За сорок...

— Ты, парень, в сорок совсем по-другому будешь говорить.

— Не думаю.

— Молодые все такие самоуверенные... — вздохнула Валявская.

— А дядя вам ничего не сообщал?

— Кавалерские дела у него... Завел твой дядюшка славную молодицу...

— А-а, не верю...

— Сама видела: красивая и на велосипеде ездит.

— Может, они просто случайно встретились.

— Э-э, нет, меня не проведешь. Ничего еще молодица, лет под сорок. Они трижды в скверике на одной скамейке сидели, вот тебе и случайность...

— Почему бы и нет?

— Это у вас в селе хлоп с хлопом трижды в день здоровается, а тут всю жизнь проживешь и родную мать не встретишь.

— Но ведь мой дядя такой рассудительный!..

— Ты меня слушай, молодичка и в самом деле славная, смотри, как бы его совсем не обкрутила. Да уж, видно, поздно, — засмеялась она злорадно. — Так говоришь, второй день пропадает?

— Второй.

— И богатая, видать, молодица, — завистливо вздохнула старуха. — Велосипед-то какой у нее, весь блестит, с причиндалами всякими. Везет же людям!

— Красивая она, значит?

— И одета хорошо. Синяя косынка и кофта вязаная. Чистая шерсть.

— Неужто и это заметили?

— Я чистую шерсть за полкилометра разгляжу.

— И видели, как дядя разговаривал с этой женщиной?

— Хитрые они... — покачала своим коротким пальцем пани Валявская. — Но меня вокруг пальца не обведешь. — Палец ее застыл в воздухе, словно символизируя убежденность старухи. — Сидят, вроде чужие, но переглядываются, будто голубки, и пан Палкив что-то передал ей.

— А-а... — Юрко хлопнул себя по лбу, — кажется, я знаю, кто это! Жена дядьки Захара из нашего села. Кофта еще у нее розовая, хорошая кофта, у немцев купила.

— Глупости, — возразила Валявская, — не розовая у нее кофта, а голубая. Синяя косынка и голубая кофта. Посидела немного с паном Палкивым, села на велосипед и уехала.

— Куда?

— А тебе зачем?

— Так дядя же исчез!

— Вернется... — Валявская еще раз понюхала сало, подняла взгляд на Штуня и велела: — Иди уже, а то и так с тобой заболталась. — Валявская бесцеремонно закрыла перед ним дверь, но Юрко не обиделся. Постоял немного, раздумывая, нельзя ли как-то перехватить Бобренка с Толкуновым, когда станут выходить из дома, но все же отказался от этой идеи. Ведь он знал телефон Карего и немедленно воспользовался этим. Ответил адъютант, начал выпытывать, откуда и зачем, но, сообразив, кто звонит, связал Штуня с полковником.