— Диктофон? — Трофимчук нервно заерзал в кресле, глядя, как Самойленко вытаскивает из сумки свой небольшой «Панасоник». — Да, конечно, включайте. Только я вряд ли буду вам в чем-то полезен. Механизм оформления к нам лучше объяснят в собесе, этим занимаются именно они. Я же вам говорил, это они готовят все необходимые документы и делают представление в управление народного образования горисполкома, и только потом…

— А как это у вас такая ошибочка с Корабельниковым вышла? — Николай задал вопрос резко и неожиданно и, кажется, на этот раз попал в самую точку — Геннадий Степанович огорченно развел руками и грустно покачал головой:

— Да, недосмотрели…

Уже в следующую секунду он понял, что сказал лишнее, сильно покраснел, и его маленькие глазки испуганно забегали под стеклами очков — ну точь-в-точь как описывала Пелагея Брониславовна.

— Извините, это вы про кого говорите, что-то я не припоминаю?

— А мне показалось, что вы сразу вспомнили и согласились, что ошибочка вышла весьма досадная.

— Молодой человек, — Трофимчук уже успокоился и был готов дать отпор какому-то непрошенному писаке, — вам действительно показалось, я вас уверяю.

— Но ведь вы сказали…

— Я просто оговорился. Совсем о другом подумал. Так о ком вы спрашивали? Кто такой этот Кораблев?

— Я спрашивал про Корабельникова. Про Виталика Корабельникова, которого усыновил гражданин Италии Марио Контанелли…

— А-а! Ну конечно, вспомнил!.. Это вас его старая сумасшедшая тетка на нас натравила?

— Честно говоря, Геннадий Степанович, я не заметил, чтобы Пелагея Брониславовна Кашицкая была хоть сколько-нибудь не в своем уме, — спокойно, стараясь не сорваться и не выдать директору своего волнения, проговорил Самойленко. — По-моему, во время нашей встречи она рассуждала абсолютно здраво.

— Не знаю. Мне так не показалось. И про Корабельникова я ничего не знаю. Сирота как сирота. И вдруг неизвестно откуда взялась эта его дальняя родственница и начала предъявлять свои права на мальчика…

— Но ведь она была его опекуном, — Я еще не вникал в это дело. Вся информация — у моего заместителя, если вас это так интересует. И вообще, простите, молодой человек, но у меня действительно очень много работы, — и я вряд ли чем еще могу быть вам полезен.

С этими словами Геннадий Степанович поднялся из-за стола, давая понять, что прием окончен, но он не знал, что такое Самойленко.

Коля спокойно и невозмутимо продолжал сидеть в кресле, не собираясь никуда уходить, пока не получит ответа. Он лишь придвинул диктофон поближе к директору детдома и глядя на него в упор, тихо спросил:

— Но ведь у вас же нет никаких причин утаивать от прессы информацию о той группе детей, которая была вывезена для усыновления в Италию?

— Конечно, мне здесь скрывать нечего. Спрашивайте, я обо всем, что знаю, постараюсь вам рассказать, — Трофимчук снова уселся на свое место, с опаской поглядывая на диктофон Самойленко. — А что конкретно вас все-таки интересует, я никак не могу понять?

— Я уже спрашивал, как вышли на ваш детский дом итальянцы? У них что, нюх особый?

— Я не слишком осведомлен, как именно, ведь им наши данные предоставили в гуно. Но кое-что слышал. Есть у них вроде бы такая организация, название которой на русский переводится примерно так: «Руки помощи детям без семей». Но за точность я не ручаюсь.

— И что же?

— Они присылают нам заявки…

— А сами приезжали когда-нибудь?

— Да.