Ведут себя, ни дать не взять, молодые супружники, а сами девственники оба. Впрочем, парню-то всего лет двенадцать — тринадцать, не больше, он просто рослый для своих лет, а девица, мало что восемнадцати лет от роду, сама ещё ребёнок сущий! К тому же у них обоих одни сражения на уме…
— Ладно, не будем им мешать. Пойдём, расскажешь мне, что здесь у вас было. Между прочим, именно этот «ребёнок» всадил Маранте стрелу в плечо!
— Знаю! Она уже хвасталась, что покарала-де изменницу Маранту и теперь ей предстоит свести счёты ещё с двумя или тремя преступниками. И ты, кстати, в их числе. Я уж не стал с ней спорить и про Маранту рассказывать.
— Ей не надо, а мне расскажи.
— Так налей себе вина и слушай!
Они прошли в столовую и уселись за обеденный стол. Альмери, недавно уложившая дочерей спать, принесла большой кувшин вина и поставила на стол плоскую корзинку с хлебом и блюдо с сыром, но сама удалилась, понимая, что разговор здесь пойдёт мужской. Зигмунд поблагодарил хозяйку, улыбнувшись в густые усы, а она зазывно улыбнулась ему в ответ, но приглашающего жеста не сделала, и скрылась за дверью, где была комната девочек.
— Ну, теперь можно и поговорить. — сказал старый вояка, поворачиваясь к бывшему лавочнику. — Давай, выкладывай всё, как было, только ничего не упусти, здесь каждая мелочь может оказаться важным звеном.
— Это так, только вот не знаю, чем мой рассказ тебе поможет. Так вот, случилось всё на следующий день к вечеру после того, как мы приехали.
Порфирий не торопился, рассказывал толково и обстоятельно. В очаге тихонько потрескивали остывающие угли, комнату заливал тусклый свет масляной лампы, оставлявшей по углам зоны непроглядного мрака. Разговор начался глубокой ночью, (Зигмунд приехал поздно вечером), а потому вскоре небо на востоке стало серым, потом розовым и наконец, над горизонтом зажглась ярко-алая полоска.
— Так что же, варвары, все, как один, слетели за Марантой с обрыва? — удивился Зигмунд, когда Порфирий дошёл в своём рассказе до этого места.
— Не все конечно. Человек пятнадцать удержали коней на самом краю, потолклись там немного и поскакали к нам. Это я уже своими глазами видел, меня тогда девчонки растормошили, вдрумпель пьяного. Альмери похватала свой выводок и, в чём была, подалась в лес через заднюю калитку. Я хотел было за ней направиться, но Зиг меня остановил. Сам-то он никуда бежать не собирался! Выкатили мы тогда вдвоём нашу телегу за ворота и накрыли её золотой парчой, (среди трофеев нашлась), а потом Зиг там что-то сделал и тогда мы обратно в форт спрятались. Только ворота прикрыли, как подъехали наши душегубы. Злые такие! Там в стене есть несколько бойниц, через них-то я всё и увидел. Какие бы злые эти варвары не были, а телегой заинтересовались. Парча видно им глаза отвела. Падкие на всё блестящее, сволочи! Обступили они её со всех сторон, и только один из них край парчи концом дротика приподнял, как рванёт наша телега! Аж земля под ногами подвинулась и стены зашатались! Я так и полетел от бойницы кубарем, а когда смог встать и снова наружу выглянул, то увидел, что все эти конники вместе с лошадьми вокруг валяются, словно кегли в которых битой угодили, а телеги-то нашей и вовсе нету! В щепки её, значит, разбило. Только вот варваров, оказывается, убило не всех. Один, смотрю, из канавы вылезает и коня оттуда же вытаскивает! Оба обгорелые, но живые и целёхонькие! Вскочил он немедля на коня и ходу! Зиг по нему ну давай из своего обреза палить, да куда там! Из такой хлопушки только в упор большой беды наделаешь, а отойди на несколько шагов и толку от неё — чуть. Я ещё тогда подумал, что этот непременно своих сюда снова приведёт, так ведь оно потом и вышло!
— Давай об этом чуть позже. А что, к тому обрыву, куда Маранта варваров увела, вы ходили?
— Конечно, ходили. |