–

Послушайте, мадемуазель,– говорила она мне,– нужно примириться с произошедшим. Если мы будем рыдать до конца нашей жизни, от этого никому не будет ни жарко, ни холодно. Все что произошло все это воля Божья. В конечном счёте, отнюдь не мы его убили. Это – действительно его ошибка, если он умер… да, да… действительно так. Какого черта он попёрся сегодня в свою церковь так рано утром, если обычно он там бывал не больше четырёх раз в год, и всегда после обеда? Разве обязательно так торопиться, чтобы быть набожным? Спросите у меня, неужели не спели ли бы заутреню без него. Певцы, они что, не справились бы без его голоса… разве им не заплатили за это? Ах! Как говорит моя кума Мишо, смерть– штука чрезвычайно предательская! Это точно, ведь когда мы меньше всего думаем о ней, она вдруг на нас вешается. Так что, оставим сердце открытым для радости, так как вся печаль мира не вернёт нам покойника. Между нами говоря, вы не очень много потеряли. Наш каноник был обольстителем девичьих сердец, сулил им златые горы; а затем, негодяй, не испытывал ни малейших угрызений совести, бросая их, пресыщенный ими до отвращения. У каноника был ещё один крупный недостаток он был большим чревоугодником и часто обжирался, как свинья, напивался до безобразия, и денег должен был, к тому же, всем своим соседям. Вам повезло, моя дорогая, что вам так сразу открылась правда, которую бы он долго бы от вас скрывал. Клянусь, если честно, хотя о покойнике и не говорят плохо, он не стоил и ломаного гроша.

Мадам Томас убедила меня этой похоронной речью о своём бывшем хозяине, что все наши слуги – это шпионы и цензоры нашего поведения. Они чрезвычайно опасны, потому что у них нет, по обыкновению, достаточного чувства рассудительности, чтобы заметить хорошие качества людей, которым они услуживают. Зато у них всегда хватает хитрости и злобности, чтобы обнаружить наши слабости и наши недостатки. Она мне выдала очень разные суждения по поводу брата Алексиса. Справедливости ради следует сказать, что это был оборот речи, конструкция, которая заслуживала похвалы любого знатока эпитафий. Я говорю об этом мимоходом, потому что иногда фантазировала и частенько сожалела о том, сколько новых знаний я могла бы приобрести, если бы побольше пообщалась с личностью, которая скрывалась под скромной рясой поклонника святого Франциска.

Прежде, чем я продолжу эту главу, я должна была бы перед вами извиниться для того, чтобы избегнуть упрёка в беспорядочном, хаотичном изложении моей истории, и за то, что вольно перемещаю свою историю во времени, позволяя себе описать кое что, произошедшее со мной после того, прежде чем я прибыла со своим развращённым монахом сладострастником к мадам Томас. Но вреда от этого немного, и давайте заставим каноника войти, в то время как наша добрая и дородная женщина занимается тем, что фарширует яблоками гуся, которым она хочет его угостить. Условимся, что я по прежнему считаю этого, как впоследствии выяснилось, большого плута, моим спасителем. Когда этот крепко сложенный, лёгкий в движении священник, с ярко рыжей бородой, живыми и пронизывающими глазами, полными огня, золотистые искры из которых заставляли чувствовать приятный зуд внизу живота, тот самый зуд, который невозможно погасить и утешить пальчиками рук.

Мадам Томас прекрасно знала моего нового друга. Она, похоже, была в курсе всех печальных приключений каноника. Бойкий священник не ограничивал своих талантов единственной профессией сборщика пожертвований. Он решил, что недостаточно быть полезным обществу службой в монастыре, и поставил на службу людей свои познания в сексе. Никто не знал, как ему удавалось подготовить свои приятные встречи, преодолевать священные препятствия, избегать бдительность епископального Аргуса, этого многоглазого великана и неусыпного стража, обманывать ревнивых мужей, эмансипировать молодых воспитанниц, и освобождать робких горлиц от тиранической империи отца и матери.