На «Проворном» тем временем открыли оружейные ящики и кучками разложили по палубе копья, топоры и ножи. По приказу капитана гардемарин Лапьерьер поднял французский стяг, а канониры тут же приветствовали его огневым залпом.

   Не прошло и десятка секунд, как у борта испанского судна появилось облако дыма, и даже прежде, чем они услышали залп, ядро, отскакивая от волн, понеслось прямо в их сторону и исчезло в морской пучине, не долетя какой-нибудь сотни шагов до «Проворного».

   Господин де Отвиль снова взял в руки свой рупор и прокричал вахтенному офицеру:

   — Давайте сигнал к атаке, сударь! Мы их верно раскусили! Что ж, ребятки, вперед, и пусть им будет хуже!

   Ему ответил дружный воинственный клич, и не успел он стихнуть, как тут же до них донесся сигнал к атаке на борту «Макарены».

   Все поспешили к своим местам: канониры к своим пушкам, офицеры — батареям, такелажные матросы каждый к своей снасти. Что же до капитана, то он немедля разместился на шканцах, держа в руках, как символ высочайшего ранга, этакий скипетр морского королевства, свой неразлучный рупор.

   Испанцам, похоже, все больше и больше не терпелось. Едва корабли сблизились до полета ядра, как тотчас вдоль всего борта «Макарены» повисла густая дымовая завеса, прогрохотал громоподобный залп, и с десяток ядер плюхнулось в воду, совсем немного не долетев до «Проворного».

   — Огонь, господа! — заорал капитан, направив рупор в сторону пушечных люков.

   — Огонь! — эхом откликнулся тот, к кому была обращена команда.

   В тот же момент весь корпус «Проворного», от киля до бом-брам-стеньги, содрогнулся от мощного залпа, а весь правый борт тут же заволокло подхваченное ветром сплошное дымовое облако. Стоя на своем боевом посту, капитан с нетерпением ждал, пока оно рассеется, чтобы воочию оценить, какие разрушения произвел этот залп на борту противника. Когда же у него перед глазами стали наконец снова вырисовываться очертания вражеского судна, он сразу заметил, что у него напрочь снесло грот-мачту, вся задняя часть «Макарены» была завалена парусами, а главный парус сплошь изрешечен осколками.

   Он снова поднес ко рту рупор и прокричал:

   — Отлично сработали, ребятки! Пусть теперь похлопочут! А мы пока займемся остальными снастями!

   На сей раз канониры выполнили приказ господина де Отвиля в буквальном смысле слова и следующим залпом напрочь снесли все нижние мачты. Ванты, штаги и фалы — все словно ножом срезало. Судя по всему, вражеское судно потерпело и более тяжелые повреждения, ибо ответный залп заставил себя ждать, а когда он все-таки грянул, то оказался не лобовым, а ударил как-то вкось. Отчего привел к еще более прискорбным последствиям, ибо целиком пришелся на борт и палубу. Хотя по счастливой случайности и не задел трех мачт. Были снесены лишь отдельные снасти — беда не такая уж страшная, ибо никак не мешала управлять кораблем.

   Со своего наблюдательного поста господин де Отвиль хозяйским взглядом обвел судно. Он заметил, что потерял только людей, и хотя ему было искренне жаль моряков — ужкому, как не ему, было знать цену своей команде, — он все-таки был рад, что сможет и дальше без труда скользить по волнам.

   — Право руля! — крикнул он. — Подойдем к ним с левого борта! Бортовая команда, на абордаж!

   С юношеским проворством он покинул свой наблюдательный пост и вскоре оказался рядом с Дюпарке.