Когда Савиньяк ушел, он продолжал:

– Ворота форта открыты. Прикажите солдатам построиться в две шеренги. Пусть будут готовы салютовать из мушкетов, когда появится капитан Лефор…

Пушечная канонада сотрясла стены надежной крепости. Тяжело поднимались клубы густого дыма; над крепостным валом их подхватывал ветер и разрывал в клочья. Выстрелы, следовавшие один за другим с равными интервалами, теперь гремели все чаще.

Едва раздался восьмой выстрел, как все три фрегата, бросившие якорь в бухте Сен-Пьер, ответили на приветствие: «Пресвятая Троица» – двумя залпами по три и два выстрела, произведенных с небольшим интервалом, над самой водой, так как ядра давали рикошет в морскую зыбь, и еще два залпа по восемь зарядов каждый, которые грянули одновременно.

Тем временем Лауссей строил своих людей в две шеренги вдоль крепостной стены, по всей длине. День стремительно клонился к вечеру. Солнце садилось, и через несколько минут надо было зажигать факелы. Полковник Лауссей отправил за ними несколько человек, когда с насыпи донесся барабанный бой. Заиграла труба.

Почти тотчас охрана, дежурившая у потерны форта, прибежала во двор, охваченная паникой.

Одни кричали:

– Пираты!

Другие им вторили:

– Флибустьеры!

Лауссей окинул взглядом свою роту. Он поднял руку с зажатой в ней обнаженной шпагой и приказал:

– «Да здравствует король!» – троекратно, затем – «Да здравствует капитан Лефор!». По моей команде…

Он прочистил горло и стал ждать, когда раздастся конский топот по каменистой дороге; едва завидев первого всадника, он, даже не успев его разглядеть, закричал вместе с пятьюстами солдатами:

– Да здравствует король! Да здравствует король! Да здравствует король! Да здравствует капитан Лефор.

После чего приказал:

– Огонь!

И вот появился Лефор. Он въезжал с величественным видом, выпрямившись в седле и положив руку на седельную луку.

Лефор смотрел строго, переводя взгляд справа налево. Кончики его усов уставились в небо. Никогда еще он так гордо не выпячивал грудь! И казался глыбой, так что его конь представлялся в сравнении с ним совсем маленьким. Многие флибустьеры продевали в уши огромные серьги, нависавшие на щеки. Густые бороды закрывали половину лица. Пропыленные, в обмотанных вокруг головы колпаках, со сверкавшим за поясами оружием, с голыми волосатыми ногами, обутыми в свиные самодельные сапоги, матросы, несмотря на добродушные улыбки, не сходившие с их лиц, вызывали только ужас.

Лефор, ехавший во главе отряда и опережавший остальных на десять туаз, натянул повод и застыл. Он поднял руку, и отряд сейчас же остановился. Затем Лефор обнажил шпагу с золотой рукоятью и поднял перед собой, словно собираясь поцеловать клинок.

Лефор приветствовал роты вспомогательных войск и их командиров. Над фортом повисла тишина. С высоты башен пушкари любовались открывавшимся зрелищем.

– Полковник Лауссей! – крикнул Лефор. – Выкатите бочонок рому! Угощайте своих солдат и не забудьте о моих, черт побери!

– Да здравствует капитан Лефор! – грянули флибустьеры.

– Да здравствует Лефор! – подхватили солдаты.

Флибустьер отбросил поводья и проворно спрыгнул наземь в ту минуту, как к нему подходил Байярдель.

Лефор жестом остановил его в нескольких шагах и окликнул зычным голосом, который начали было забывать в крепости:

– Капитан Байярдель!

Эхо раскатилось до самых дальних окраин крепостного вала.

– Капитан Байярдель, – продолжал флибустьер, – именно вам принадлежит честь доставить сюда ко мне безоружных, почтительных и раскаивающихся господ Мерри Рулза де Гурселу, Пленвиля, Босолея и Сигали…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Правосудие Лефора

Когда Мерри Рулз услыхал барабанный бой и звуки трубы, он устремился к окну и увидел, как прибыл Лефор.