— Простой воинский расчет, государыня. В Коломенском слишком многие предавали и изменяли государю. Кругом кишели лазутчики московитов. Государь будет гораздо увереннее себя чувствовать на юго-востоке от Москвы, хотя ему преданы и многие северные земли. Главной силой государя остаются донские казаки.

— Мне говорили, что супруг мой очень настроен против моих сородичей.

— Я бы сказал иначе, государь не доверяет им, и он нрав. Никогда не узнаешь наверняка, с кем они или к кому отшатнутся к концу дня.

— А… пытки. Пытки и казни, Заруцкий? Это правда…

— Военное время, ваше величество. Законы военных лагерей.

— Вы согласны с государем?

— Не мое дело и не мое право соглашаться или не соглашаться с приказами его величества.

— Вы уходите от ответа. Понимаю. Но после кремлевских событий 17 мая мне тяжело видеть кровь и насилие.

— Но вам и нет необходимости присутствовать на допросах и казнях. Это мужская работа, только и всего.

— На кого кроме донских казаков полагается нынешним временем — я не успела его об этом спросить — государь Дмитрий Иванович?

— Главным образом на крещеных татар. Вы увидите их во множестве.

Гетману оставалось в столице два дела. Он думал о том, как бы с тем войском, какое при нем было, без опасности занять столицу… Гетман обращал внимание на то, чтобы московская чернь, склонная к возмущениям, не произвела мятежа, не призвала бы обманщика (Тушинского вора) и не расстроила бы всего в случае, ежели бы он отвел войско от столицы. Он заметил в предусмотрительных боярах, что они опасались того же… Патриарха и чернь, которые сопротивлялись этому введению войска, преодолели различными способами.

Наконец, дела были доведены до того, что войско вошло (в ночь на 21 сентября 1610 года): гетман выбрал ему места, удобные на всякий случай, так что войско полками и отрядами расположилось в особенных дворах, чтобы при всякой нечаянности одни другим могли подавать помощь.

Полк Александра Зборовского расположился в Китай-городе, все вместе, в близком один от другого расстояние полк Казановского и Вейгера — в Белом городе, также поблизости друг от друга; сам гетман со старостою Велижским (А. К. Гонсевским) остановился в главной крепости Кремле, во дворе, некогда бывшем царя Бориса, в то время, когда он еще был правителем при царе Федоре.

* * *

— Дочь моя, вы чем-то обеспокоены? У вас есть основания для каких-то новых опасений?

— Святой отец, моя жизнь давно превратилась в цепь сплошных опасений. Даже сон не освобождает меня от них — меня преследуют ужасы. И казни, казни, казни…

— Вам следует больше времени проводить с вашим сыном. Общение с младенцем принесет мир в вашу измученную душу.

— Наверно, это так. Но благодаря усилиям боярина Заруцкого моя пестунка оказалась в Калуге, и с тех пор мне нет нужды постоянно беспокоиться о ребенке. Ей можно довериться полностью.

— Я говорю не о физических заботах — о душевной близости с сыном. Как чудесно вы разговариваете с ним — это лечит каждую мать, а ведь это ваш первенец.

— Если бы так относился к Янеку его отец!

— Но государь был очень доволен рождением Ивана Дмитриевича, и вряд ли стоит его винитб, что в желании завоевать расположение военных людей он большую часть времени проводит среди них.

— Все время, святой отец. Все время без остатка. Мы видимся едва ли не только во время парадных застолий. Вот и сегодня государь посчитал нужным уехать на охоту. Со своими татарами. И он уже был полупьяным.

— Не судите так строго мужские слабости, дочь моя.