— А самого-то нашли?
— Нет пока. Все, Василия. Конец связи.
— Слышала? — спросил фельдшер Машу, вошедшую в палатку вместе с ним. — Теперь уж все. Ушел он, бандитская морда. Ищи-свищи его, хоть все горы носом изрой.
— Неужели не найдут?
— Считай — все. С концами, — кивнул Василич, — там, говорят, еще трое бегают. Вот их, может, и поймают. А Ахмеджанов, он словно заговоренный.
Вдали застрекотали вертолеты. Они вышли из палатки.
— Это подкрепление? — спросила Маша.
— Какое подкрепление! Сейчас покружат над горами — и назад, на базу. Там уже небось местное правительство рвет и мечет, протесты в Москву шлет. Официальные.
— Почему протесты? — удивилась Маша. — Здесь же и так наши войска стоят… Ведь не для того, чтобы в море купаться?
— Одно дело — войска, другое — боевые операции, — стал объяснять Василич, но шум двух вертолетов заглушил его слова.
Два военных вертолета летели совсем низко, прямо над головой. Винты рассекали воздух, поднимая ветер, отчего трава стелилась к земле, трепетали и хлопали брезентовые стенки палатки. Сильная струя ударила в лицо, Маша зажмурилась. А когда открыла глаза, перед ней стоял Вадим…
Фельдшер, взглянув на них, хмыкнул иОтошел в сторонку, к закопченному походному керогазу. Он успел приготовить чай, выкурить папиросу и, наконец не выдержав, позвал:
— Эй, заложники, кончай целоваться-обниматься, давайте в палатку, чай пить будем.
— Отличная штука ваш керогаз, — заметил Вадим, осторожно взяв в руки обжигающую жестяную кружку с чаем, — только воняет и коптит.
— Я без него, родимого, как без рук, — сообщил фельдшер, — но воняет он сильно, что правда, то правда. И копоти много. Зато чаек хорош.
— Да, чай какой-то особенный, — кивнула Маша, — очень вкусный.
Послышались голоса и шаги. В палатку заглянул Константинов.
— Ну что, товарищ полковник, не поймали? — спросил фельдшер.
— Нет, Василич, — вздохнул Константинов, — не поймали.
— А тех, троих? Вы заходите, чайку попейте с нами.
— Спасибо, Василич. От чайку не откажусь. Из тех троих одного уложили, другого взяли живым, а третий ушел.
— На базу-то скоро полетим? — спросил Василич, подавая полковнику кружку с чаем.
— Через час-полтора. Как вертолеты вернутся. Слушай, Василич, вот ты тут сидишь, чаи распиваешь. А там старлей руку ободрал до мяса. И керогаз твой коптит, — заметил полковник, — ты бы вышел, помазал старлея йодом и примус успокоил бы свой.
— Ладно, понял, — Василия, кряхтя, поднялся и вышел из палатки.
— Ну что, Мария Львовна, — Константинов пристально взглянул на Машу, — и не жаль вам синеглазой корреспондентки газеты «Кайф» Юлии Ворониной? На нее розыск объявлен, поймают, обвинят в убийстве кандидата в губернаторы. Во всяком случае, заподозрят.
— Юля Воронина никого не убивала, — тихо сказала Маша, — она только подкинула чеченской марионетке кассету, на которой он сам был заснят. Помните, как в финальной сцене «Гамлета»: «Ступай, отравленная сталь, по назначению!» Юля Воронина только прилепила лейкопластырем кассету к крышке унитазного бачка в индивидуальном сортире в офисе Иванова. А чеченцы нашли и убили Иванова.
— Я не сомневаюсь, что вы, Машенька, станете знаменитой актрисой, — медленно произнес полковник, — но мой вам совет на будущее: никогда не занимайтесь самодеятельностью. |