Оставляла она Филиппу и его самый последний подарок — золотое кольцо с рубином. Важное место в завещательном списке занимали монахи и монахини: картезианцы из Шина, францисканцы из Гринвича и Саутгемптона, бенедиктинцы из аббатства Святого Варфоломея, монахи ордена Святой Бригитты и «бедные монахини из Лэигли». Кардиналу Поулу Мария завещала тысячу фунтов и поручила быть одним из ее душеприказчиков. Она также завещала ему продолжать дело восстановления английской католической церкви и проследить за возвращением церкви королевских земель, которые в свое время отняли у нее отец и брат королевы.
Много места в завещании Марии уделено Екатерине Арагонской. Помимо многочисленных месс, что следовало отслужить за упокой ее души священниками, которых поддерживала Мария, душеприказчикам королевы было предписано эксгумировать тело Екатерины из недостойного места захоронения в Питерборо и перезахоронить рядом с ее дочерью. Мария при этом добавляла, что «для того, чтобы сохранилась славная память о нас обеих, завещаю изготовить достойные гроб» ницы и монументы». Относительно своего отца Мария красноречиво промолчала. Позднее протестанты утверждали, что Мария и Поул отдали секретное повеление извлечь останки Генриха VIII из саркофага и сжечь. Это предание слишком хорошо документировано, чтобы его можно было опустить, но в любом случае король Генрих упомянут в завещании Марии очень кратко и безлично. Возможно, имелось в виду, что он входит, наряду с Екатериной, в состав «остальных предков», чьи души следовало помянуть в молитвах, но имя отца Марии стоит в завещании только в связи с долгами, оставшимися от его правления. Королева распорядилась их оплатить.
Для своего окружения Мария, как всегда, была очень щедра. Сразу же после ее смерти две тысячи фунтов следовало распределить между, как она писала, «моими бедными слугами, которые служили мне ежедневно», обратив особое внимание па тех, кто больше нуждался и дольше служил. Примерно три тысячи четыреста фунтов были по списку завещаны приближенным, причем самым близким причиталось по двести фунтов. Королева проявила в завещании щедрость и по отношению ко многим своим подданным, которых не знала: тысяча фунтов бедным узникам и бедным лондонцам; пятьсот фунтов бедным школярам «Оксфорда и Кембриджа»; больным, находящимся в госпитале в Савойе, и всем королевским кредиторам. Если после ее смерти обнаружится кто-то, кого она «обидела или причинила зло» (Мария здесь добавила, что «насколько я помню, такого не было»), то им должен быть компенсирован ущерб. И наконец, королева завещала учредить новое благотворительное заведение ее имени — госпиталь для воинов. «Так как в настоящее время нет дома или специального госпиталя, снабженного необходимым vi предназначенного для облегчения и помощи бедным и старым воинам, — писала она в своем завещании, — то есть тех, которые были или будут ранены или искалечены на войне и на службе королевства, что, по нашему мнению, весьма почетно, то к ним должны быть проявлены совесть и сострадание». Мария имела в виду не только раненых из гарнизона Кале и нескольких уцелевших в бойне при Гиене, но и пожилых воинов, которые сражались за нее против Уайатта, и расквартированных в то время в Дувре, чтобы присоединиться к весенней кампании ее супруга.
Возможно, составить завещание Марии предложил Филипп. Он вообще в первые месяцы 1558 года через своего посланника, графа де Фериа, пристально следил за событиями в Англии. Фериа прибыл туда в конце января якобы для того, чтобы поздравить Марию с беременностью. Истинной же целью его приезда было настоятельно убеждать королеву и ее Совет не прекращать поставку в армию Габсбургов оружия и денег. Война — вот что было важно, а не сомнительная беременность королевы, тем более что, по мнению Фериа, Мария лишь «заставляет себя верить, что носит ребенка, хотя не желает в этом признаваться». |