Виктория Платова. Мария в поисках кита
Посвящается моему светлому «альтер эго» — единственной и совершенно незаменимой Тане, которая стоически терпит все мои чудачества и которую я нежно люблю; всем писателям, похожим на меня и совсем на меня не похожим; а также Моник и Матильде, о которых я ничего не знаю…
Пролог
…— Единственное, что волнует меня, — будет ли конец этим сучкам? — сказал Анхель-Эусебио. — В количественном плане, я имею в виду. Все бы отдал, лишь бы нынешняя оказалась последней. — А я бы отдал все, лишь бы с ними никогда не случилось то, что случилось. И чтобы ни с кем этого не случалось. Никогда и нигде, — сказал Маноло. — Х-ха! Тебе и отдавать-то нечего! Держишься на плаву только благодаря мне… — Я всегда об этом помню, Анхель-Эусебио. Ни на секунду не забываю. — И правильно делаешь. И не забывай. А про все остальное лучше забыть. В первую голову — про сучек. — Про ту, которую прибило к нам прошлой зимой, ты тоже говорил «сучка». И что в результате оказалось? — Что? — Да ничего. Никто ведь так и не узнал, кто она такая. Кем была на самом деле. — Вот видишь!.. Это не опровергает мою точку зрения… — Но и не подтверждает ее. — Но и не опровергает!.. Всем ведь известно, что женщины либо сучки, либо состоят с тобой в кровном родстве, и это переводит их в разряд святых. — А в твоем случае — и мучениц. Всем ведь известно, как ты обращаешься с женщинами, Анхель-Эусебио! Двоих своих сестер ты загнобил так, что они сбежали… Одна — в Галисию, а другая — вообще в Португалию. — Х-ха! Туда им и дорога! — А твои жены? Они ведь тоже с тобой не ужились. Первая вроде бы в Санта-Поле, нет? — Плевать мне на нее! — А вторая? — На вторую плевать еще больше!.. — Оно конечно, да только до Сан-Хавьера твои плевки не долетят! Нет? — Не зли меня, Маноло! — Я и не думал злить тебя, Анхель-Эусебио! Ты мой единственный друг. И ты… Ты добрый. Ты милосердный, вот что я хотел сказать. Ни один человек… ни один мужчина не отнесся бы к ним лучше, чем ты. — Кого это ты имеешь в виду? — Сам знаешь. — А-а… Этих сучек, верно? — Никто не знает, кем они были. На самом деле. — Ну вот, опять!.. Опять ты начинаешь глупый разговор. Ни к чему хорошему он не приведет. Одни мучения, одно расстройство. — Но разве ты… не хотел бы знать? — О чем? О том, что с ними случилось? И так ясно: самое худшее, если они оказались здесь. — Самое худшее, да. Точнее и не скажешь. — Да уж! Мелкими неприятностями это не назовешь. — Все верно. Только я думаю вовсе не о худшем. А о лучшем. — Для них поздновато думать о лучшем, друг мой Маноло. — Оно конечно… Но если бы все обернулось по-другому… Если бы сейчас была не зима… Лето… — Уволь меня от проклятого лета, Маноло! Дай покой! — Нет-нет, я вовсе не про наше лето… — Как будто ты знаешь какое-нибудь другое лето! Не смеши! Ты ведь никогда отсюда не уезжал. Никуда. — Неправда! Три года назад я ездил в Мадрид… На целую неделю. — Что-то не припомню… — Это потому, что тебя тогда не было на острове. |
