Жак ничего не ответил, и капитан продолжал:

- Например, нападать на каждый попавшийся ему французский фрегат; и, в случае удачного захвата, ему обещано повышение - из лейтенанта в капитаны или из капитана в коммодоры.

В этот момент они услышали возглас дозорного офицера:

- Они поднимают топ-галлант!

- Так я и думал, - сказал месье де Готвиль, - собака взяла след и теперь начнет преследовать нас. Ну что ж, если кто-то любит подискутировать, собеседник всегда найдется. Дула наших пушек так давно уже закупорены, что как бы им не задохнуться!

Повернувшись к подошедшему гардемарину, он скомандовал:

- Поднимайте наш топ-галлант тоже! Возьмем курс и не будем отклоняться ни на волосок. Посмотрим, решится ли он протаранить нас!

Гардемарин тут же передал команду, и вскоре над кораблем, шедшим под одними марселями, надулся огромный топ-галлант. С шипением взрезав носом воду, фрегат рванулся вперед, поднимая вдоль по бортам густую пену.

Теперь капитан позволил себе уединиться в каюте, в те пятнадцать минут, что его не было, Жак непривычным глазом пытался нащупать очертания вражеского судна.

Вновь появившийся де Готвиль был одет в форменную одежду собственного изобретения, в которую неизменно облачался в открытом океане, где его не видел никто, кроме членов экипажа. Это было что-то вроде сюртука, сшитого из черного вельвета, украшенного золотым шнуром и к тому же перехваченного в талии турецким поясом. За пояс были заткнуты два боевых пистолета, сплошь покрытые резьбой и тиснением, словно их делали для дуэлей, поэтому они больше походили на украшения, нежели на настоящее оружие. Его форму завершали белые кашемировые бриджи и доходящие до колен сапоги с широкими голенищами. Вокруг шеи был свободно накинут шарф из прозрачного индийского муслина со сложным узором, в виде экзотических птиц и цветов. Голову венчал небольшой железный шлем с кольчужным горжетом до подбородка. Таково было его боевое оснащение. Местами шлем был продавлен; видно, он уже не раз спасал капитану жизнь. Что касается членов экипажа, то все они были одеты во французскую морскую форму, сочетавшую в себе элегантность и строгость.

Теперь корабль, который еще двадцать минут назад просматривался только с дозорного поста, был всем хорошо виден: он представлял собой высоченную пирамиду из парусов и снастей. Трубка у капитана погасла, а его лицо выражало трудно скрываемое возбуждение.

На борту "Быстрого" воцарилась глубокая и торжественная тишина. Месье де Готвиль подозвал гардемарина ля Пьерьера:

- Они весьма самонадеянны. Мы ни на волосок не отклонились от курса, и они продолжают идти прямо на нас. Явно нарываются на конфликт. Вам следует пойти к отцу Тенелю и попросить его прочесь за нас мессу, потому что очень скоро будет битва. Я думаю, примерно через час. Это время мы должны использовать, чтобы попросить заступничества у Господа.

Вскоре на палубе появился священник в черной сутане, а за ним двое мужчин внесли маленький столик с алтарным камнем. Иезуит поприветствовал присутствующих, сложив ладони, а затем перекрестился перед переносным алтарем, который поставили прямо позади орудий. После этого он поискал глазами тех, кто обычно помогал ему служить воскресные мессы. Вперед вышли два галисийца и, встав на колени, перекрестились. Затем, пошарив под сутаной, отец Тенель вытащил уже знакомую пару пистолетов, которые были положены на столик рядом со священным камнем.

Некоторое время было тихо. В одном углу стояли галисийцы, их лица отличала задумчивая серьезность. Впрочем, голландцам была тоже не чужда набожность, и когда все они завели "отче наш", тишину нарушил звук, подобный жужжанию пчел в улье. Соединив руки в молитве, капитан стоял рядом со священником, но, время от времени, отвлекался, и глаза его мрачно блуждали по лицам моряков.

Встречный корабль, по виду - шнява, подходил все ближе. На корпусе можно было разглядеть его название - "Макарена".