Сударыня, нужно покарать всех этих злодеев, всех без исключения, ибо, если они будут продолжать действовать, если вы их пожалеете, они будут пользоваться вашим ядом, и на вас падет вина за все совершенные после вашей смерти убийства, так как вы не захотели выдать этих злодеев судьям; посему можно будет сказать, что вы переживете себя после смерти, поскольку ваше преступление переживет вас. Знайте, сударыня, грех, приводящий к смертоубийству, никогда не может быть прощен, и чтобы ваше преступление было прощено, ежели вы его совершили, нужно, чтобы оно умерло прежде вас, потому что, имейте в виду, сударыня: если вы его не убьете, оно погубит вас.
Я согласна с вами, сударь, — ответила маркиза после секундного раздумья, — и, пока еще не подтверждая ни свою виновность, ни невиновность, обещаю вам, если я действительно виновна, основательно взвесить то, что вы сказали. А теперь позвольте, сударь, вопрос, и прошу понять, что мне необходим ответ. Существует ли в жизни какой-нибудь неискупаемый грех? Существуют ли, сударь, грехи столь безмерные или столь большое количество грехов, чтобы церковь не посмела их отпустить, а Божий суд, сочтя их, при всем своем милосердии не смог бы простить? Прошу вас понять, я начинаю с этого вопроса, потому что, если у меня не будет надежды, мне нет смысла исповедоваться.
— Мне хочется думать, сударыня, — отвечал доктор Пиро, с невольным ужасом глядя на маркизу, — что этот ваш вопрос — всего лишь общий тезис и не имеет никакого отношения к тому, что у вас на совести. Поэтому я буду отвечать на него, ни в коей мере не связывая его с вами. Нет, сударыня, в этой жизни непростительных грехов нет, как бы ни были они велики и сколько бы их ни было. Это догмат веры, так что, если вы в этом сомневаетесь, вы не сможете умереть католичкой. Правда, некоторые теологи в прежние времена утверждали противное, но они осуждены как еретики. Непростительны лишь отчаяние и нераскаянность, и вот они-то являются смертными грехами.
— Сударь, — сказала маркиза, — Бог смилостивился надо мной, убедив меня вашими словами. Я верю, что он может простить все грехи, верю, что он часто использовал эту свою власть. Теперь я боюсь только одного — что он не захочет явить свою доброту столь презренному существу, как я, созданию, показавшему, что оно недостойно милостей, которые он уже мне являл.
Доктор как мог разубедил ее и продолжал беседу, внимательно изучая маркизу.
«То была, — пишет он, — женщина, от природы наделенная бесстрашием и великого мужества; у меня создалось впечатление, что ей от рождения присущ добрый и честный образ мыслей; у нее безучастный ко всему вид, живой и проницательный ум, все воспринимающий очень ясно и помогающий изъясняться четко и немногословно, но при том очень верно, мгновенно находить уловки, чтобы выбраться из трудного положения, и тотчас принимать решения в тяжелых обстоятельствах; впрочем, она была легкомысленна, не слишком сдержанна, переменчива, и ей надоедало, когда много говорили об одном и том же; это — продолжает доктор, — вынуждало меня время от времени менять предмет разговора, чтобы не задерживаться долго на одной теме, но тем не менее я при случае возвращался к уже сказанному, предлагая ей новый взгляд и давая беседе новый оборот. Речь у нее была скупа и достаточно складная, без принужденности и аффектации, она прекрасно владела собой, говоря только то, что хотела сказать; ни в ее лице, ни в разговоре ничто не подтверждало мнения о ней как о человеке исключительно злом, какое сложилось в обществе под влиянием совершенного ею отцеубийства; поразительно также — и тут следует преклоняться перед справедливостью Господа, когда он предоставляет человека самому себе, — что существо, наделенное от природы известным величием, выказывающее хладнокровие в самых непредвиденных обстоятельствах, никогда не теряющее присутствия духа, умеющее твердо ждать смерти и даже мучений, ежели это будет необходимо, оказалось способным на такое злодеяние, как покушение на убийство отца, в чем она и призналась судьям. |