— Я ни в чем вас не упрекаю, сударь, — отвечала графиня, — но и сама не желаю выслушивать упреки в том, что допустила подобный брак. Я считала вас человеком рассудительным и разумным, а вы заставляете меня напоминать вам, что, пока вы ограничиваетесь умеренными запросами и стремлениями, у вас есть право рассчитывать на мою признательность. Вы желаете, чтобы вам удвоили жалованье? Нет ничего проще. Хотите новых должностей? Они у вас будут. Но не забывайтесь, сударь, и не требуйте у меня разрешения на союз, удостоиться которого вы не сможете никогда.

— Но, сударыня, — возразил аббат, — кто вам сказал, что род мой столь безвестен, что я навсегда лишен надежды получить ваше согласие?

— Да как мне кажется, вы сами, сударь, — с изумлением ответила графиня, — а если не вы, то ваше имя.

— А если это не мое имя, — осмелев, продолжал аббат, — если неблагоприятные, ужасные, роковые обстоятельства вынудили меня принять его, чтобы скрыть другое, печально известное, неужто и тогда вы, ваше высочество, будете столь несправедливы, что не измените своего мнения?

— Сударь, — ответствовала графиня, — вы сказали уже слишком много, так договаривайте: кто вы такой? И если вы, как только что дали мне понять, принадлежите к достаточно известной фамилии, то, клянусь вам, ваша несчастливая судьба меня не остановит.

— Увы, сударыня! — упав на колени, воскликнул аббат. — Я уверен, мое имя слишком хорошо известно вашему высочеству, и я охотно отдал бы половину своей крови, чтобы не произносить его больше никогда! Но вы правильно сказали, сударыня, я уже слишком далеко зашел. Так знайте же: я — тот самый несчастный аббат де Ганж, преступления которого вам известны и о котором вы не раз упоминали сами.

— Аббат де Ганж! — с ужасом вскричала графиня. — Вы — тот самый гнусный аббат де Ганж, одно имя которого заставляет человека вздрогнуть? Выходит, это вам, убийце и негодяю, мы доверили воспитание нашего единственного сына? О сударь, было бы лучше и для вас и для нас, если бы вы солгали, потому что если вы сказали правду, то я сию же минуту велю вас арестовать и отправить во Францию, где вы будете казнены. Но если вы не солгали, вам следует покинуть не только этот замок, но и город и княжество тоже; я и без того до конца дней буду мучиться всякий раз, когда вспомню, что провела с вами под одной крышей восемь лет.

Аббат хотел было возразить, но графиня говорила так громко, что юный принц, которого учитель посвятил в свои намерения и который подслушивал под дверью, поняв, что дело его учителя приняло скверный оборот, вошел в комнату, чтобы попытаться успокоить мать. Она была так напугана, что машинально привлекла его к себе, словно полагаясь на его защиту, и сколько он ни умолял, сколько ни просил, единственное, чего он добился, — это позволения для учителя беспрепятственно покинуть замок и отправиться хоть на край света, но только при одном условии: никогда больше не показываться на глаза графу и графине цур Липпе.

Дело кончилось тем, что аббат де Ганж уехал в Амстердам, где стал учителем языков; вскоре возлюбленная разыскала его, и они обвенчались. Ученик, которому родители, даже открыв истинное имя Ламартельера, не сумели внушить такое же отвращение к учителю, какое испытывали сами, поддерживал аббата, когда было нужно, деньгами; это продолжалось до тех пор, пока его жена не стала совершеннолетней и не вступила во владение кое-какими принадлежавшими ей средствами.