|
И чтобы у них точно ничего не сорвалось, третий детина целился в нее из обреза. Девушка, конечно, стоила того, чтобы на нее посмотреть. Одежда на ней была изодрана в клочья, что позволяло видеть, насколько могучей мускулатурой обладало ее белокожее тело. Кожа реально белая, как молоко. И на ней — множество ссадин, царапин и синяков. Видно, сопротивлялась она яростно. Собственно, одно только то, как она сверкала на своих пленителей ярко-зелеными глазищами, как бы намекало, что в другой ситуации она бы покрошила их на бешбармак. Или хотя бы на рагу. Кроме кубиков на прессе и внушительных бицепсов, у нее были совершенно фантастические сиськи. Через разорванную одежду их можно было тоже рассмотреть во всех подробностях. И еще у нее была коса. Нет. КОСИЩА! Толщиной в руку, цвета пламени, закатного зарева и апельсинов. Сейчас она была растрепанная, с кучей каких-то репьев и щепок, но даже в этом состоянии смотрелась фантастически. Никогда не видел таких волос!
— Кажется, я влюбился… — пробормотал я. — Она выше вас на голову, юноша, — усмехнулся Бюрократ. — Да и ладно, — я мечтательно вздохнул. — Это же мечта, а не девушка! — Слюни подбери, мозгляк, — Гиена сплюнул с помоста. — Это Натаха-Холера, ей жить осталось от силы часа полтора. Наконец-то отловили гадину! — Так это что ли Холера и есть? — спросил подошедший Мелкий. — А ты откуда знаешь? — Да перекинулся парой фраз с Ибрагимом, — ответил Гиена. — Говорит, они ее в засаду заманили, а она троих завалила, даже спутанная в сети. — Насмерть? — Мелкий вытаращил глаза. — Нет, мля, они только до обеда мертвыми побыли, потом поднялись, — Гиена скривил рожу. — Конечно, насмерть, как можно еще завалить? — А кого? — Мелкий посмотрел на девушку и причмокнул. — Хотя чего я спрашиваю? Я все равно этих черножопых друг от друга не отличаю. По мне, что Ибрагим, что Мустафа — один хрен. Новые понаедут… — Злой ты человек, Емеля, — Гиена поцокал языком и картинно-укоризненно покачал головой. — Добрее надо быть к людям, чего они тебе плохого сделали? — А хороша! — Мелкий не спускал глаз с рыжеволосой девушки. — Я бы ей засадил! — Смотри, засаживатель, как бы у нее зубов в одном месте не оказалось, — Гиена тоже посмотрел на девушку. — Хотя такой и зубы не нужны, одной силой твое хозяйство расплющить может. И будет у тебя не елда, а блин. Или скорее хачапури. С яйцом, как Ибрагим готовит. — Ой, да заткнись ты уже, шутник, — Мелкий пихнул Гиену в плечо. — Что с ней делать-то собираются? — Камнями вроде забить, — Гиена пожал плечами. — Да, точно камнями. Вон они уже выкатили возок с булыжниками. Платишь белку — кидаешь камень. Народ такое любит. Тут на колокольне, нависающей над площадью, истошно зазвонили колокола. Немелодично, без всякой системы. Как будто кто-то просто дергал их как попало. Впрочем, почему как будто-то? Скорее всего, так оно и было… Все тут же засуетились и пришли в движение. На трибуны потянулся всякий разный народ, на аншлаг не похоже, но в целом достаточно, чтобы составить некоторое представление о публике, которая здесь собирается. Правда, впечатления получались довольно путанные, как будто здесь собрали паззл из нескольких разных коробок. Например, крестьяне с телегами, торгующие овощами, яйцами и мешками с зерном (или что там еще крестьяне продают в мешках?), выглядели как картинки из учебников истории — груботканые рубахи, подпоясанные чуть ли не веревками, шапки какие-то бесформенные, штаны мешком… Хотя на ногах при этом не лапти, а всякое другое. Кирзовые сапоги, например, или стоптанные армейские ботинки. Или вообще кроссовки почти привычного для меня вида. |
