Все кончилось так же внезапно, как и началось. Девушка остановилась и растянула губы в улыбке. Потом подошла ко мне и еще раз что-то прошептала беззвучно. И… подмигнула? Или показалось?

Она вернулась к горе подушек и уютно устроилась под боком у Матонина. Тот чмокнул ее в щеку и снова приобнял за талию. Талтуга приблизила свои губы к его уху и зашептала. На лице его последовательно сменялись выражения досады, удивления, недоумения, разочарования. Потом он оттопырил губу и некоторое время молча смотрел на меня. Потянулся за бокалом.

— Очень жаль, — проговорил он. — Но ты точно уверена?

Талтуга горячо закивала и снова принялась шептать. Матонин хмыкнул.

— Я бы поболтал с тобой еще, но ты мне больше неинтересен, — сказал Матонин без выражения. — Просто среди знающих кругов проходил слушок, что сын Ее Величества Императрицы сбежал. И Охранка поэтому и всполошилась и отправила своих ищеек в Сибирь, несмотря на баницию. Но Талтуга уверяет меня, что он — не ты. Кто бы ты там ни был, Богдан Лебовский, но к чреву свет нашей Анастасии Витольдовны отношения ты никакого не имеешь. Теперь надо придумывать, что с тобой таким делать… А может, просто отпустить на все четыре стороны, а?

Я судорожно сглотнул. Что, все может быть вот так просто? Сейчас он просто выпихнет меня за ворота и помашет вслед беленьким платочком?

— Ну что, Богдан Лебовский, — сказал Матонин и склонил голову набок. — Хочешь же на свободу, а?

— Звучит отлично, — осторожно сказал я. И подумал, что вряд ли он собирается меня отпустить. То есть, голос его звучал почти нормально, но в глазах плясала эта психопатичная чертовщина, которая и мешала мне относиться к нему как к нормальному человеку.

— Тогда умоляй меня, — один угол его рта улыбался, второй оставался неподвижным. — Ну давай же, покажи мне, как ты хочешь на свободу! Упрашивай, валяйся в ногах, да хоть сапоги мне облизывай!

Я не шелохнулся. Ага, сейчас, разбежался… Нет, я конечно, умею ныть, кричать, просить пощады, умолять и пресмыкаться. И я даже был бы готов все это сделать, если бы это и правда давало надежду на тот результат, который этот психопат мне обещал. Но я был на все сто процентов уверен, что если я начну выполнять то, что он просит, никаких шансов на свободу у меня не останется. Возможно, он прямо здесь меня и зарежет. Вот прямо тем ножом, у которого рукоятка вся покрыта цветными блестящими камушками, как раз на ковре за спиной у него висит.

— Гордый, значит… — взгляд Матонина смерил меня с ног до головы. — Не хочешь развлекать папочку… Ладно, придется поступить по-другому. Мирза!!!

Его манера переходить с ласкового воркования на дикий вопль каждый раз вызывала оторопь. Дверь за моей спиной распахнулась, и справа от меня дисциплинированно возник Мирза.

— Оттащи его в какой-нибудь подвал, брат мой, — скучающим тоном, оттопырив нижнюю губу проговорил Матонин. — Уже поздно, я завтра придумаю, как с ним развлечься…

Мирза схватил меня за плечи и развернул к двери. Снова лестница, большая комната, прихожая, выход, крыльцо. Ярко освещенная площадка перед особняком. Я бросил быстрый взгляд на закованную в колодки Натаху и сжал зубы. «Соберись, Лебовский!» — снова сказал я сам себе. Этой ночью надо выбраться. Хрен знает как, кровь из носа, но надо. Не могут же они все время держать меня под прицелом?

Вход в подвал был сбоку особняка, рядом с сетчатым забором, с другой стороны которого рос пышный куст и мешал рассмотреть, что там скрывается. Я начал спускаться по лестнице, Мирза молча следовал за мной. Под особняком было просторное помещение с квадратными колоннами, в дальней части — несколько обычных деревянных дверей.