Пожалуйста, покиньте территорию.
Гуа еле заметно улыбнулась — перед ее взором возникло перекрестье прицела. Сунув правую руку внутрь сумки, она сняла пистолет с предохранителя и перевела в режим непрерывной стрельбы — все пять «бисерин» должны были вылететь почти одновременно. Пятимиллиметровые стеклянные шарики, покрытые тонкой стальной оболочкой, под воздействием электромагнитов, встроенных в ствол, приобретали невероятную скорость. Отдача была жуткая, но все пять бусин вылетели из ствола прежде, чем руку мичмана буквально выбросило из задымившейся сумки. Пули, пронзив тонкую кожаную стенку, продолжили смертоносный полет к часовому.
Хагези среагировал мгновенно. Пехотинец Императорского особого обязан быть быстрым. Но с того момента, когда инстинкт просигналил ему об опасности, и до того, как первый шарик угодил прямо в грудь, у срлдата было меньше одной восьмой секунды.
Верхний слой тяжелого мундира был сделан из огнестойкой синтетики, по виду имитирующей шерстяную ткань. Защиты от пуль материал не давал — для этого предназначался второй слой, полимерный, реагирующий на кинетический удар. Проникновение пули в этот слой вызывало мгновенную перестройку химических связей, и мягкая ткань превращалась в броню, по прочности не уступающую стали. Униформа Императорского особого имела свои недостатки, в частности ее можно было разрезать, но это искупалось легкостью и практически неуязвимостью для легкого стрелкового оружия.
Однако у любого материала есть предел прочности. У молекулярной брони морпеховской униформы он был очень высок — и все-таки существовал. Первая бусина при соприкосновении с полимерным слоем разрушилась, и мельчайшие металлические и стеклянные осколки брызнули вверх, усеяв подбородок и горло часового черными точками, словно перцем. Это произошло в тот миг, когда пальцы пехотинца легли на рукоятку личного оружия, а сам он, сместив центр тяжести, начал опускаться, точнее падать, в позицию для стрельбы с колена. Вторая бусина ударила в китель пятью сантиметрами выше первой. Она также разлетелась вдребезги, но избыточная кинетическая энергия, не успев перераспределиться, ослабила внутримолекулярные связи полимера.
Третья завершила дело. Она летела вслед за второй, но чуть ниже, под ее ударом кинетическая броня разбилась, как стекло, и большая часть вещества и пули, и брони проникла в уже ничем не защищенную грудь морпеха.
Мичман Гуа стерла кровь с пульта управления и приложила к поверхности температурного сканера крохотное устройство. Кодов доступа в инженерный отсек у нее не было, ее внешность компьютер тоже не опознал бы, но в любой системе предусмотрена возможность сокращенной процедуры, и эта не была исключением. Система безопасности видела сейчас инфракрасное изображение главного инженера «Деглопера», точь-в-точь соответствующее хранящимся в ее памяти параметрам... Мичман вошла в открывшийся люк и огляделась. Отсутствие в отсеке людей ее порадовало, но не удивило.
Инженерный отсек был поистине гигантским — более трети внутреннего объема космического корабля.
Большую часть этого пространства занимали катушки туннельного двигателя и питавшие их конденсаторы. Они жадно поглощали энергию, наполняя отсек своим трескучим пением и обращая в пыль эйнштейновскую концепцию действительности. Ибо превысить скорость света, в общем-то, можно, просто это требует чудовищной мощности, и туннельные двигатели потребляли внутреннее пространство корабля не менее жадно, чем необходимую им энергию.
При этом, независимо от массы корабля, напряженность поля, генерируемого туннельным двигателем, была величиной более или менее фиксированной. Как и у фазового двигателя, у туннельного существовал предел, выше которого мощность поля подняться не могла, зато этому полю было безразлично, какую массу перемещать, лишь бы эта масса помещалась в пространстве поля. Именно благодаря этому обстоятельству и могли сражаться среди звезд разнообразные могучие имперские и республиканские космические флоты. |